В нем прятали корабль.
— Я нашел кое-что интересное, — сказал Том Спарверу.
— Не пойму одного: за счет чего вы живете, — сказала Талия, когда поезд перевез всю компанию через первую полосу окон Дома Обюссонов. — Не обижайтесь, но я переговорила почти с каждым из вас и сильно озадачена. Вы представительная часть общества, раз выбраны в группу встречающих, но никто из вас не занимается работой, востребованной за пределами Дома Обюссонов. Одна разводит бабочек, другой разбивает сады, третий забавы ради мастерит механических животных.
— Хобби законом не запрещены, — напомнила Пола Тори, дородная любительница бабочек.
— Согласна целиком и полностью. Только хобби не оплатят содержания анклава шестидесяти километров длиной.
— На нижнем полюсе у нас производственный комплекс, — сообщил Келлибо. — Раньше там строили корабли. Изящные, с мономолекулярными корпусами из рубина и изумруда. На полную мощность комплекс не работает уже несколько десятилетий, хотя мелкие анклавы порой заказывают нам узлы и запчасти. В плане эффективности и экономии нам далеко до крупных предприятий Глаза Марко, хотя мы ничего не поднимаем из гравитационного колодца и не платим Блистающему Поясу ввозную пошлину. Это решает наши финансовые проблемы.
— Часть решает, а часть нет, верно? — спросила Талия.
— Мы голосуем, — проговорила Тори.
— Все голосуют, — парировала Талия. — Все, кроме служащих «Доспехов».
— Не все голосуют так, как мы. Тут принципиальная разница. В нашем анклаве восемьсот тысяч жителей, и каждый относится к своему избирательному праву очень и очень серьезно.
— Но ведь еда на тарелках от этого не появится.
— Появится, если голосовать часто и с умом. — Тори пристально смотрела на Талию, а поезд мчался мимо строений, обтекаемой формой и пастельным окрасом напоминающих зефир. — Полагаю, вы, префект «Доспехов», достаточно хорошо знакомы с практикой оценки голосов.
— Если не ошибаюсь, она допускается при определенных обстоятельствах.
— Если не ошибаетесь? — удивленно переспросила Тори. — Разве в таких вопросах вам не полагается быть экспертом?
— Спросите меня о софте или о защите системы голосования — и я займу вас на несколько часов, а обработка голосов — другая тема. Она вне моей компетенции. — Цилиндр с инструментами Талия придерживала коленями, накрыв сложенными замком пальцами. — Расскажите, как голоса обрабатываются в Доме Обюссонов.
— Общеизвестно, что центр голосования фиксирует каждый голос, поданный в любом уголке Блистающего Пояса, — проговорила Тори. — Это как минимум миллион ежесекундных записей за двести лет. Мало кто знает, что порой система обращается к старым записям и изучает сценарии, которые привели к тому или иному результату. Допустим, на Поясе состоялось важное голосование, касающееся каждого. Допустим, существовала угроза и в ответ на нее предлагался комплекс мер от упреждающего удара до полного бездействия. Допустим, большинство населения проголосовало определенным образом. А теперь допустим, голосование вылилось в конкретные действия, в итоге оказавшиеся ошибочными. Центр способен выявлять подобные демократические ошибки. Еще на основе имеющихся данных он может выяснить, кто голосовал иначе. Другим словами, кто принял верное решение, притом что большинство ошиблось.
Талия кивнула: в свое время она об этом читала, но потом эту информацию заслонила более насущная.
— Центр выявляет проголосовавших правильно и всем их будущим голосам придает особую ценность.
— В теории именно так, а на практике куда сложнее. Система постоянно следит за проницательными избирателями и корректирует их ценность. Если они продолжают голосовать мудро, их ценность сохраняется, а то и возрастает. Если же налицо неблагоразумная тенденция, ценность понижается до стандартного значения.
— Почему бы попросту не лишать неблагоразумных избирательного права?
— Это уже не демократия, — ответила Тори. — Шанс исправиться должен быть у каждого.
— Как это влияет на Дом Обюссонов?
— Наши граждане имеют высокую избирательную ценность, куда выше средней по Блистающему Поясу. Это не каприз статистики, а результат кропотливого труда. У меня индекс ценности одна целая девять десятых, то есть каждый мой голос фактически равен двум. Я как два избирателя, голосующих синхронно. Одна целая девять десятых — индекс высокий, но пятьдесят четыре жителя Дома Обюссонов имеют индекс под три. Их проницательность система оценила как сверхъестественную. Для большинства будущее — пересеченная местность, окутанная дымкой меняющихся возможностей. Тройки видят широкий проспект, залитый неоновыми огнями. Есть среди нас и так называемый Четверка, — с благоговением продолжала Тори. — Мы считаем Четверку своим, потому что, по данным системы, он гражданин Дома Обюссонов. Он другим не открывается — наверное, боится, что побьют камнями. Его мудрость как дар и проклятие Кассандры. Тем не менее у него четыре голоса на стомиллионное население. Капля в море.