— Расскажите, как вы предсказываете события, — попросила Талия.
— Это дается ценой тяжелого и кропотливого труда. Каждый из нас относится к своим обязанностям очень серьезно. В Доме Обюссонов иначе нельзя. Жить у нас могут лишь имеющие избирательную ценность выше одной целой двадцати пяти сотых. Значит, каждому приходится тщательно обдумывать предметы голосования. Не только со своей позиции, не только с позиции нашего анклава, но и ради блага всего Блистающего Пояса. Это, конечно же, окупается. Так мы и зарабатываем — торгуем своей исключительной проницательностью. Поскольку наши голоса исключительно эффективны, мы крайне привлекательны для лоббистов из других поселений. При голосовании по второстепенным вопросам нам платят за то, чтобы мы поддержали их, ведь блок голосов от Обюссонов может стать решающим. Вот что нас кормит.
— Политические взятки?
— Вовсе нет. Лоббисты покупают наше внимание и готовность слушать. Мы не гарантируем, что проголосуем, как хотят они. Если слепо погонимся за деньгами, наши совокупные индексы мгновенно рухнут и мы станем никому не интересны.
— В общем, тут палка о двух концах, — вмешался Келлибо. — С одной стороны, нужно помочь лоббистам, с другой — сохранить определенную независимость. Вот главный парадокс нашего существования. Но этот парадокс позволяет мне заниматься садами, а Поле — бабочками.
Тори подалась вперед:
— С тех пор как мы сели в поезд, я уже заключила две сделки с лоббистами. Третья на мази. Вопросы мелкие, по таким граждане голосуют чисто интуитивно.
— Я и не заметила.
— Неудивительно. Для большинства моих сограждан дело настолько привычное, что происходит машинально, как моргание. Однако к каждому предмету голосования мы относимся как к последнему в жизни. — Очевидно, на лице Талии отразилось неодобрение, потому что Тори придвинулась еще ближе и взволнованно зачастила: — Префект, все описанное мной абсолютно законно, иначе «Доспехи» наложили бы запрет.
— Понимаю, что законно. Но я даже вообразить не могла, что такой заработок укоренился и станет основой существования анклава.
— Вас это огорчает?
— Нет, — честно ответила Талия. — Раз системой дозволено, то и меня устраивает. Просто лишний раз убеждаюсь, что Блистающий Пояс богат сюрпризами.
— Это самое неоднородное и сложное общество в истории человечества, — проговорила Тори. — Оно запрограммировано удивлять.
Пришвартованный в недрах астероида Нервал-Лермонтовых, озаренный ярко-голубым светом корабль парил перед Дрейфусом. На фоне смоляной пещерной мглы он казался иссиня-черным. Том не столько видел сам корабль, сколько подмечал разницу между темным корпусом и темным же фоном каменного чрева. Настоящая оптическая иллюзия, мираж, выпадающий за пределы когнитивного восприятия.
Впрочем, Дрейфус отлично понимал, что перед ним самый настоящий звездолет, хотя размером чуть меньше стандартного субсветовика, с обтекаемым конусовидным фюзеляжем и двумя вынесенными назад сложными гондолами двигателей. Вспомнился горящий обломок «Аккомпанемента теней», сорванные двигатели которого стали добычей других ультра. Но едва память дорисовала «Аккомпанемент», Дрейфус понял, что перед ним не корабль ультранавтов.
Том улыбнулся самому себе. То, что границы расследования расширяются, он почувствовал, едва стала очевидной связь с Восьмьюдесятью. Но такого поворота событий не предвещало ничто.
— Шеф, говорите со мной. Я еще на связи.
— Здесь корабль сочленителей. Мирно стоит в середке астероида.
Спарвер ответил не сразу, и Дрейфус представил, как его помощник перебирает в уме вероятные последствия такой находки.
— Пожалуйста, напомните, как с нашим делом связаны сочленители.
— Это мне очень хотелось бы выяснить.
— Каким же образом корабль попал на место нынешней стоянки?
— Понятия не имею. Шлюзовых ворот в пещере нет, достаточно широкого тоннеля тоже. Такое ощущение, что субсветовик спрятали, замуровали в камень.
— По-вашему, корабль сочленителей укрыт здесь намеренно?