Холодное лезвие царапнуло кожу. «Кровь потекла?» — подумал Дрейфус.
— Кое-что защищали, — проговорила женщина, явно имея в виду субсветовик. — Что скажете о своей находке?
— Это корабль сочленителей, судя по внешнему виду. Потом я поднялся на борт и увидел еще кое-что. — Дрейфус обвел взглядом зал, полный калек, которые служили женщине пищей. — Пожалуй, все. Теперь скажете, в чем дело?
— Попробуйте шевельнуться, — велела женщина. — Хоть рукой, хоть ногой, я не трону.
Дрейфус попробовал. В принципе, конечности двигались, но скафандр не просто мешал, а фактически парализовал его.
— Не могу.
— Я проникла в ваш скафандр, остановила его двигатель и коммуникатор. Для меня это раз плюнуть. Теперь скафандр вам не снять, а в нем не сдвинуться с места. Вы умрете здесь от голода. Это будет долгая и мучительная смерть.
— Зачем вы это говорите?
— Чтобы вы поняли, префект. Чтобы уяснили: вы целиком и полностью в моей власти. — Давление ножа чуть ослабло. — Чтобы осознали: убить вас я могу разными способами. — Рука с ножом отстранилась.
— Вы наверняка сочленитель, другим такие фокусы не по силам. — Не услышав ни «да», ни «нет», Дрейфус продолжил: — Еще вы наверняка с этого корабля. Я прав?
— Налицо способность к дедуктивному мышлению. Тупые соплеменники небось гением вам считают.
— Я лишь префект, исполняющий служебные обязанности. А вас здесь что держит?
— А вам как кажется? — язвительно отозвалась женщина.
— Давайте кое-что проясним. Я вам не враг. Если вас удерживают здесь насильно, я хочу знать, кто и с какой целью. Мы с вами заодно и должны верить друг другу.
— Хотите, скажу, почему трудно вам верить? Такой же, как вы, уже наведывался сюда, увидел, что с нами сотворили, и не предпринял абсолютно ничего.
— Такой же, как я?
— В таком же скафандре.
— Это ничего не значит.
— В точно таком же скафандре! Если вы префект, тот человек тоже префект.
— Это невозможно! — заявил Дрейфус.
И тут же вспомнил находку Спарвера, связывающую астероид Нервал-Лермонтовых с «Доспехами». Неужели кто-то еще прилетал сюда и проводил независимое расследование? Да, наверное. Но если так, почему Джейн Омонье не в курсе?
— Я своими глазами его видела, ошибка исключена. В голову ему заглянуть не удалось, и к вам не получается. Ваши соплеменники не носят нейронные имплантаты?
Собственный голос показался Дрейфусу далеким и сдавленным.
— Этот человек… прилетал в одиночку или со спутниками?
— Лично сюда заглядывает лишь один. Но есть и другие посетители.
— Вы сбиваете меня с толку.
— Это потому, что они сбивают с толку меня. О прибытии того мужчины я узнаю́ по электромагнитному шуму открывающихся и закрывающихся шлюзов. Я чувствую его скафандр, но приблизиться и парализовать не могу. Другие появляются иначе — просто возникают здесь, внезапно, как порыв ветра. Среди них особенно заметна одна. Она бродит по нашим мыслям, как по саду. Она играет с нами. Она упивается нашими страданиями.
— По-моему, вы говорите об искусственном интеллекте. О симулякре бета-уровня, о модели, который выглядит и ведет себя как человек, но не имеет внутреннего мира.
— Нет, — медленно произнесла сочленительница, — я говорю о чем-то гораздо большем. О разуме, подобном туче, способном ослепить жуткой молнией и погрузить в жуткий мрак. Этот разум никогда не был бета-симулякром. У него структура человеческого сознания, но раздутого, искаженного, развращенного. Этот разум как величественный особняк, как дворец, превратившийся в обитель зла.
— А имя у нее есть?
— Есть, — ответила женщина. — Она якобы таится от нас, но я разгадала ее секрет. Она слишком тщеславна, чтобы прятаться по-настоящему. Подозреваю, что на самом деле она жаждет известности.
— Как ее зовут? — отважился спросить Дрейфус.
— Она называет себя Авророй.
— Я не допустила ни одной ошибки, — оправдывалась Талия. — Клянусь, все сделала по правилам.
Глаза Тори сузились в злые щелки.
— Тогда, может, неверны ваши правила. Каждая секунда потери абстракции понижает наш рейтинг у лоббистов. Размеры финансового ущерба вы и представить себе не в силах. Каждый житель Дома Обюссонов — заинтересованная сторона. Финансовые потери анклава бьют по каждому из нас.
— Я не представляю, в чем дело, — произнесла Талия тонким, до нелепого робким голоском, как школьница, не выучившая урок.