Ну а что мог сказать или сделать я? Парнишка оказался в нужное время в нужном месте. Сильное тело его давно приглянулось мне. Но всему своё время.
Пуля должна была достаться развратнице Стефании и увести её прямиком в Преисподнюю, а попала в невинного мальчишку, исказив своё предназначение. Не без моей помощи. Зато какая драма!
Как был зол Люцифер. Я чувствовал его рокочущий гнев буквально кожей, однако он не властен надо мной на земле. Но меня ожидало ещё одно маленькое сражение.
Пабло увидел меня, так же ясно и отчётливо, как видел до этого рыдающую Стефанию. Но я был не один. За моею спиною стоял другой. Он — посланник Света, скорбящий по праведной душе, что уходит из мира так рано.
— Нечистый, его время ещё не пришло, — голос посланника был одновременно кроток и властен.
— Не тебе судить, — холод, что исходил от меня, лишь усилился. — У каждого должен быть выбор. Скажи мне, Пабло, — теперь я обращался к юноше, что недвижимо лежал всё там же, — хотел бы ты попасть в Райские кущи или же продолжить жить на Земле? Кто знает, возможно, втайне любимая тобой Стефания согласилась бы стать твоею женою, забросив своё постыдное ремесло, м?
Люди слабы. Им трудно выбрать что-то одно.
Стать частью Света или вечной Тьмы?
— Я хочу быть с ней… — почти беззвучно прошептал Пабло, обратив взгляд ко мне в тот миг, когда посланник Света отступил.
Выбор сделан.
— Ты интересен мне, — шепчу, дотронувшись рукой до бледной щеки юноши, — ты станешь моим верным соратником.
— Да…
— Но учти, если вздумаешь слукавить, то Ад покажется тебе Раем по сравнению с моим гневом.
Сквозь боль и слабость Пабло слышал, как Стефания ощутившая вдруг вкус жизни, шепчет, чтобы он не смел умирать. Видел, как она не спала у его постели…
Ровно через пару дней юноша будет абсолютно здоров. Только багровый рубец будет напоминать ему о встрече с чудовищем. О том, что пуля, пробившая лёгкое, вдруг исчезла, а смертельная рана затянулась сама собой.
Я тоже делаю инвестиции на будущее. Пабло стал одной из них.
========== История пятая. Человеколюбие. ==========
Человеческий разум хрупок. Любопытно наблюдать за теми, кто балансирует на тонком лезвии сумасшествия и сознания…
Мне приятно видеть боль на лицах тех, кому дорог тот, кто потерял рассудок. Ведь родным и близким сложно осознавать факт, что их любимый дядя, или сын, или мать разлагается изнутри, теряя себя, теряя связь с окружающим миром. Родным и близким страшно, ведь тот, кто узнавал их ещё вчера, сегодня не помнит себя, а подчас мнит себя совсем другой личностью, ну или замыкается в себе, не в состоянии даже ложку поднять. Вариации могут быть разными. В данном случае моё веселье было более чем обосновано.
Такая омерзительная горечь… она рождает страх и отвращение.
Нью-Йорк. 2000 год.
Яркая вспышка света — это зажглась лампа в ванной комнате, выложенной чёрной плиткой под мрамор. Торопливые шаги босых ног по холодному полу, звук льющейся в раковину воды…
В зеркало на себя смотрит бледный мужчина. Впалые щёки, измученные глаза… он слышит голоса в своей голове, те, что не затыкаются ни на минуту, а ведь был когда-то красноречивым пастором в католическом костёле. Был. Пока я не увидел деяния его. Каждому воздастся.
Мужчина вздрогнул, когда один из сотен голосов в его сознании сделался громче:
— Н-нет… — обернулся, а после снова уставился на своё отражение. Глаза в глаза. — Это всего лишь телевизор, всего лишь телевизор! Ничего нет! Просто наваждение! Все эти кошмары нереальны. Я здесь совершенно один… Просто проклятые стены давят на меня. Боже, помоги мне!
— Ну да, стены, — ответил голос в голове, — конечно стены. И одиночество. Оно сведёт тебя в могилу, приятель. И уже очень скоро!
Лицо мужчины стало злым, когда «некто» в его воображении, ехидно засмеялся. Страдалец не выдержал, что есть силы ударив своё отражение в зеркале. То в свою очередь мгновенно разлетелось тысячей мелких блестящих осколков по комнате.
— Уйдите прочь! — по руке пастора из глубокого пореза побежала кровь. Алая, живая…
Только резкая боль в груди заставила мужчину умерить пыл. Он едва ухватился за выступ раковины. Однако слабеющая рука разжалась. Пол и потолок закружились, поменявшись местами.
«Я так хочу жить! Так не должно случиться! За что мне это…» — мысленно воскликнул пастор, оказавшись распростёртым на полу среди сверкающих осколков. Так живописно! — «Мне всего сорок…» — карие глаза устремились на меня. Безысходность сменилась испугом.
— Прозрел, ну надо же, — оскалился я, склонившись над умирающим. — Интересно, почему вы, люди, видите то, что сокрыто, лишь перед смертью? Я всегда ломал голову над этой загадкой!
Взор страдальца застыл от ужаса, ведь я был пред ним в своём настоящем виде, а он далеко не так привлекателен, как человеческий облик, в котором я люблю являться в мир.
— Что, пастор, угасла твоя вера?
— Изыди бес… — попытка прочитать молитву не увенчалась успехом. Слова путались, а дрожащие губы не хотели слушаться.
— Ты жалок, умоляя о пощаде бога, которого ты давным-давно забыл, преследуя лишь свои мелочные цели. Ты помнишь как жил ты, во лжи и обмане?
— Нет… ты не можешь знать!
— А горькие слёзы любовниц и отчаяние матерей, чьих дочерей вводил ты из-за похоти своей в так называемый грех? Сколько судеб ты исковеркал, пастор? Сколько? Славно было б знать число!
— Оставь меня или пощади! — мужчина силится встать, разогнав мглу, закружившуюся вокруг него, ещё не понимая, что его время уже остановилось.
— Как же ты легко идёшь на сделку, человек, — я даже удивился.
— Чего ты хочешь, проклятый демон? Покаяния?
— Быть может. Посмотри назад.
Ещё один миг жизни, но он рисует знойное лето. Лес и голос матери, зовущей сына. Запах елей, нагретых полуденным солнцем, теряющимся где-то в самых верхушках. Аромат смолы… Светлые, чуть вьющиеся локоны ребёнка. Ветер играет с ними. Мальчишка по-настоящему счастлив, ведь перед ним огромный мир, в который он ещё не успел принести зла. Он любит и любим. Он никогда больше не будет одиноким.
Видение летнего дня исчезает так же быстро, как и появилось. Оно уступило место мраку вечности, где я и пастор остались вдвоём. Нет уже никаких осколков зеркала на тёмной плитке пола, нет даже шума воды и неумолкающих голосов в голове. Ничего.
— Видишь, пастор… ты забыл самое главное. Ты забыл о добродетели, которой клялся служить когда-то. Вместо утешения ты нёс лишь боль.
Утром хозяйка квартиры, которую снимал мужчина, обнаружит его тело, лежащее на полу, вызовет полицию… а позже, на пышных похоронах, многие лишь вздохнут с облегчением по поводу безвременной кончины уважаемого пастора, который на деле был отъявленным плутом и скотиной. Тело пастора сгинет, превратится в прах, как и всё прочее, а бессмертная душа ещё долго будет меня забавлять, стеная в Аду.
========== История шестая. Звуки музыки. ==========