– Ты забыл, что я понимаю их язык. Это наречие не совсем похоже на то, которое я изучил поневоле, но суть уловить можно. Она на разные лады поносит тебя.
– Я так и думал, – сказал Нарендил. – Но она чему-то радуется, и все остальные тоже. Может быть, ты не все понял?
– Прекрасная дева орков, – традиционная формула вежливости переводчиков прозвучала в устах Тингрила ядовитой насмешкой, – желает сказать тебе, о Нарендил, что мать твоя – дохлая лошадь, а отец – грязный равнинный орк. Она указывает на равнины запада, дабы слушатели получше усвоили особенности твоей родословной, а юго-восток – это путь, которым ты, по ее мнению, будешь идти. Радуется она своему остроумию, и все остальные – тоже. Довольно с тебя?
– И больше ничего?..
Тингрил улыбнулся невесело, как он один умел.
– Еще много чего, да все про то же. Она проклинает тебя по всем правилам красноречия, принятым у ее народа: упоминает твоих предков, твоих потомков, твоих женщин, всех эльфов вообще. И язык у девчонки на редкость гнусный. Надеюсь, ты разрешишь мне не переводить это во всех подробностях?
– Я не могу понять… – медленно произнес Нарендил. – Странные твари…
Он никак не мог оторваться от созерцания сквернословящей и торжествующей орки. В этот миг ему и впрямь хотелось постигнуть, каково это – быть одержимым черной злобой, которая заставляет изрыгать бессмысленные ругательства и радостно смеяться им. С легкой улыбкой на застывшем лице вглядывался эльф в косматую девчонку, что подпрыгивала перед ним в такт словам, – теперь она выкрикивала нечто вроде песни, должно быть, родословная Нарендила перешла в баллады. Но вдруг она умолкла и сама уставилась на эльфа, словно бы пораженная новой мыслью. С досадой что-то крикнула остальным. Орка уразумела наконец, что ее усилия пропадают даром, ибо предмет восхвалений не понимает ни слова. То-то он так улыбается!
– Ты… ты, ты, – заговорила она опять, – ты – падаль! Ты – навоз!
– Ойе! – воскликнул Элуин. – Как же это?
– Она говорит на чистом Вестроне, – сказал Тингрил, с прищуром глядя на орку, – женщина… Кто теперь скажет мне, что они не воевали? На таком Всеобщем их порода беседует только с пленными!
Он подхватил котелки и быстро зашагал вверх по склону. Младшие эльфы последовали за ним.
Вечер ничем в сущности не отличался от других вечеров в пути. Эльфы развели костер, напоили коней водой, когда она степлилась. Смолистый аромат горящего можжевельника пересилил чады и смрады деревушки.
После ужина не пели – сидели возле костра и беседовали. В темном небе над головами эльфов, над зубчатым краем гигантской чаши, загорелись яркие звезды. Разговор сам собой обратился к преданиям Предначальной Эпохи, к берегам Куйвиэнен, к первым дням славной и горестной истории Арды. Вспомнили тех несчастных, которых похитил Черный Всадник. Они исчезли в темницах Утумно, а спустя годы черные врата распахнулись, и оттуда вышли полчища орков – так поется в песнях, так говорят Мудрые.
– Но возможно ли, чтобы орки были родней квэнди?! – горячо вопрошал Имлас. – В них все омерзительно, они во вражде со всем миром и с Детьми Эру… Это не может быть правдой!
– Ты говоришь, это невозможно? – негромко сказал Келион. – Но разве в истории квэнди не было места отвратительному и темному? Вспомни хоть о Феаноре, если не сыщешь более новых примеров.
– Ты равняешь принца нолдор со зловонными орками, – Имлас сказал это излишне резко, – он, подобно многим другим, почитал Создателя Камней превыше всех героев прошедших эпох.
– Я не говорил этого, – отвечал Келион. – Но в самом деле, когда Феанор покинул Альквалондэ, Валар отвратили свои лица, как от любого деяния орков, – лишь с большей печалью, наверное.
– Как ты можешь сравнивать, – горько сказал Имлас и замолчал, не продолжив.
– Тебе, Келион, и вправду следует поискать других примеров, – заметил Нарендил. Ему тоже нравился Феанор, но, восхищаясь тем, кто владел столь многим, он и жалел того, кто столь многое потерял. – Нельзя смешать тьму со светом. Пламенный Дух был светел, орки же – дети Черного.
Келион пренебрежительно усмехнулся.
– Нельзя смешать тьму со светом? Ты ведь не скажешь, друг Нариндол, что я первый пытаюсь это свершить! О таком смешении повествует добрая половина наших песен и сказаний.
– Маэглин глядел на Идриль – и ждал,
и любовь в его сердце становилась тьмой… –
вполголоса пропел Элендар. – Да, как будто ты прав. Но начало этой истории не здесь. И кто расчислит пути зла, что приходит на место любви?
– Но все же оно приходит, – упрямо и мрачно сказал Келион.
– Сын Марвен говорил верно, – тихий голос Тингрила, как всегда, заставил эльфов взглянуть на говорившего.