— Все устроилось, скотина, — сказал король, смеясь, и ударил меня кулаком по плечу. Судите о моей радости! Когда король называет меня скотиной и колотит, это значит, что он в восторге. Я тотчас этим воспользовался.
— Ваше величество не видите, — возразил я, — что самая несчастная особа во всем этом бедная мадемуазель д’Антраг.
— Я постараюсь ее утешить, — отвечал король.
Безумная радость сверкнула в глазах отца и матери. Презрительная улыбка сжала губы Анриэтты.
— Утешить… — прошептала она.
— Так что неудача на нашей стороне, — сказал отец.
— Нет, слава богу! — сказал ла Варенн, обмахиваясь шляпой. — Но по милости кого?
— Мы будем вам благодарны… — выразительно сказала Мария Туше.
— Это большое счастье, — перебил граф Овернский.
— Анриэтта правду говорила, сын мой, во всем этом есть предназначение.
Молодая девушка была не так довольна, как ее родственники; в этой мнимой победе ничего не было для ее гордости.
— Как! — сказала она ла Варенну. — Это все, что король заблагорассудил сделать для меня?
— То, что я должен прибавить, относится только к вам. — Говоря таким образом с циническим бесстыдством, он взял за руку молодую девушку и отвел ее к окну.
Граф д’Антраг, не спуская глаз, наблюдал лицо Анриэтты; Мария Туше следила по чертам дочери за действием каждого слова, произносимого ла Варенном. Анриэтта краснела, и глаза ее сверкали. Улыбка хитрой радости, осветившей ее лоб, внушила бы живописцу настоящее выражение для демона, которому поручено искусить праведника.
Кончив свое посольство, ла Варенн уехал, получив от Марии Туше залог признательности: ящик с золотыми бусами, подарок ценный, как приличествовало награде этих положительных спекулянтов.
Анриэтта как будто осталась в восторге после ухода де ла Варенна. Отец и брат взяли ее за руки и спросили, жеманясь:
— Ну что?
— Так, ничего!.. — отвечала она, радуясь, что заставляет их томиться.
— Чего от нас хочет король?
— Безделицы.
— Скажите эту безделицу, сестрица.
— Просто свидания для объяснения.
— О! о! — сказал д’Антраг, присоединяясь с гордостью. — Кажется, его величество не может обойтись без вас. Что же вы отвечали?
— Многое.
— Вы наверняка сказали, что девушка вашего звания не соглашается на свидание?
— Конечно.
— Без поруки для ее чести, — поспешила прибавить Мария Туше.
— Да.
— Что же сказал ла Варенн? — спросил граф Овернский. — Одобряет он эти условия?
— Одобряет или нет, — сказал д’Антраг, — об этом надо судить нам.
Молодого человека удивил этот резкий тон графа, обыкновенно столь любезного с ним.
— Мнение короля значит что-нибудь в этом, — сказал он, — я знаю его, и не думаю, чтобы он был расположен принимать условия заранее.
— Король слишком ветрен, сын мой, и на его слово положиться нельзя.
— Не таков был король Карл, ваш знаменитый отец.
— Мне кажется, — перебил граф д’Антраг, — что хорошее и верное содержание… тридцать или сорок тысяч экю, например, придадут прочность слову короля.
— Мне было обеспечено пятьдесят тысяч в такое время, когда деньги были реже, чем теперь, — сказала Мария Туше.
— Что такое деньги? — прошептала Анриэтта с презрением. — Средство отказаться без упреков совести от данного слова.
— Денег не нужно! — вскричала Мария Туше.
— А что же вам нужно? — воскликнул граф Овернский. — Вы хотите, чтобы король женился на ней?
— А почему же и нет? — сказала Анриэтта.
— Так сначала уничтожьте его брак с королевой Маргаритой. Ведь король женат, моя милая.
— Брак этот будет уничтожен.
— Для этого надо время, а разве вы можете придать королю терпения? Вы опротивите ему и этим воспользуются люди, не такие взыскательные, как вы.
— Граф говорит правду, — прошептал д’Антраг. — Я повторяю, что восемьдесят тысяч экю…
— Положите сто и кончите чем-нибудь, — сказал молодой человек.
Анриэтта с гневом пожала плечами.
— Это настоящий аукцион, сказала она.
— Вы очень глупы, — возразил ее отец, — или вы предпочитаете не получить ничего, как Дайелль, Флеретта, Коризанда и столько других?
— Я предпочитаю корону.
— Э! если вам нужна погремушка, — сказал граф Овернский, — купите золотой обруч, надевайте его на лоб и любуйтесь перед зеркалом. Вы похожи на девочек, которые хотят носить сережки и не хотят, чтобы им прокалывали уши. Пока вы жеманитесь, прихоть короля перейдет к другой.