— Я обещала быть у него завтра и завтра утром уеду отсюда.
— Ты обещала? — спросил Эсперанс с криком отчаяния.
— О да, но Габриэль может уничтожить то, что решила герцогиня; есть у тебя какой-нибудь план?
— У меня будет тысяча, только бы ты не ездила к Замету.
— Ты знаешь что-нибудь? — спросила Габриэль с легким трепетом в голосе.
— Я ничего не знаю, но уверен, что если ты туда поедешь, то умрешь.
Она с трепетом прижалась к груди молодого человека.
— О, умереть! — прошептала она. — Теперь? Нет, я не хочу умереть!
— Как ты намерена сделать эту поездку из Фонтенебло в Париж? с гвардейцами?
— Нет, но шпионы будут тут, и король, пожалуй, захочет велеть проводить меня. Не надо надеяться на свободу до Парижа. Притом, я должна ехать по Сене в лодке, носилки будут ждать меня в Берси.
— Постарайся промедлить, чтобы приехать в Берси только при наступлении ночи.
— Это легко.
— Возьми с собой Грациенну.
— Непременно.
— Как только носилки сделают шагов двести, вели остановиться под каким-нибудь предлогом, и между тем как Грациенна займет кучера и слуг, выскользни из носилок; я буду тут с хорошими лошадьми.
— Очень хорошо. Грациенна будет продолжать путь и приедет одна к Замету.
— И скажет там, что ты отправилась сделать визит в городе.
— К моей тетке де Сурди, например.
— Да, что ты воротишься несколько поздно. Между тем мы уедем. У меня есть две лошади, способные сделать двенадцать лье за один раз. Но… ваш сын?
— О! Я об этом думала, — печально сказала Габриэль. — Мне хотелось бы взять его с собой. Но имею ли я право отнять его у отца? Король любит этого ребенка.
Оба потупили голову, вздох вырвался из груди обоих.
— Конечно, я делаю преступление, оставляя моего сына, — прошептала Габриэль.
— Вы предпочтете быть убитой, оставаясь при дворе, Габриэль; вы думаете о вашем сыне и уже забываете меня!
— Я сделаю преступление, если это нужно, но не низость, — прошептала герцогиня, пожимая руку Эсперанса, — я принадлежу вам; я должна была размыслить прежде чем вручать вам мою судьбу… Теперь слишком поздно! Если король справедлив, он скоро возвратит мне моего сына.
— Будьте спокойны, Габриэль; Анриэтта д’Антраг позаботится возвратить его вам. Итак, не надо колебаться; все ли решено?
— Все.
— Завтра вечером мы будем соединены или разлучены навсегда, потому что, предупреждаю вас, если нас остановят, я стану защищаться, а защищаться против короля значит вдвое подвергаться смерти.
— Мы будем защищаться, Эсперанс, — спокойно сказала герцогиня, — лучше пасть вместе, чем томиться отдельно в тюрьме.
— Если так, — возразил Эсперанс, тронутый этой твердостью, — ничто не удерживает нас более, и мы преодолеем все препятствия. Ночи еще длинны. Мы приедем в Диеши прежде, чем вздумают послать за нами погоню, потому что, для того чтобы нас догнать, король должен дать приказания через шесть часов, последующих за нашим отъездом, а он узнает о нашем отъезде, может быть, через двадцать часов спустя. Мы будем уже вне Франции.
— Да услышит вас Бог!
— Бог видит чистоту моего сердца, знает борьбу с этой любовью, знает непоколебимую преданность моей любви.
— Богу известно, Эсперанс, что вы мое единственное честолюбие и мое единственное счастье.
— Он слышит клятву, которую я произношу перед ним, — вскричал Эсперанс, — любить вас, пока мое сердце бьется, пока капля крови останется в моих жилах!
— Вам также вся моя жизнь, — сказала Габриэль, обвивая руками шею Эсперанса, на которого она посмотрела так страстно, что слезы выступили у них обоих на глазах и, смешавшись, потекли по щекам в торжественном поцелуе, которым они запечатлели эту клятву.
— Как мы печальны, — продолжал молодой человек, — для людей, уверенных в своем счастье, это неблагодарность.
— От печали, вы думаете, так переполнено мое сердце? Иногда плачут от радости; но есть верное средство осушить мои слезы: не уходи, сожми меня в твоих объятиях.
— Завтра ничто нам не помешает, но сегодня, прости, что я тебе напоминаю, Габриэль, становится поздно.
— Вы уходите? — вскричала она тоном, который впечатлил Эсперанса.
— Это необходимо.
— Нет! нет! останьтесь! Только здесь, возле меня вы в безопасности.
— Король может прийти после игры; не подвергайте меня необходимости спрятаться, Габриэль. Притом, как могу я потерять всю эту ночь, которую могу так полезно употребить на приготовления для вечного соединения?
— О боже мой, — сказала Габриэль задумчиво и уныло, — я не подумала, что вам надо уйти, какая темная ночь!