— Я скажу вкратце, — прибавил раненый слабым голосом, тяжело дыша. — Отвечайте мне только как солдат, как дворянин.
— Но…
— Клянитесь сказать правду.
— О чем же идет дело?
— Вчера рассматривали мою рану?
— Да.
— Умру я или не умру? А! Вы колеблетесь. Говорите правду.
— Брат, перевязывавший вашу рану, сказал: если не случится ничего особенного, он будет спасен.
Эсперанс пристально посмотрел Понти в глаза. Он понял, что Понти не солгал.
— Есть большая надежда, девяносто девять против одного.
— Это много. Во всяком случае есть одна возможность умереть, и этого для меня довольно. Когда меня принесли сюда, кто был с вами?
— Крильон, который нас встретил в лесу. Он пришел в отчаяние и чуть меня не убил.
— Где он и что он делает?
— Он спит.
— Вы исполнили то, о чем я вас просил, когда вы меня увидали раненым?
— Не говорить ничего о вашем приключении?
— Да.
— Я ничего не сказал, но Крильон знал о вашем отъезде к Антрагам и о вашей вероятной встрече с ла Раме. Он много меня расспрашивал. Не мог же я, не подвергая опасности вашу тайну, уверять его, что вы ранили себя нечаянно.
— Что же вы ему сказали?
— Что вы воротились из Ормессона, что ла Раме ждал вас за стеной и ранил вас ножом.
— Хорошо. Все ли это?
— Решительно все, тем более что я сам знаю очень мало.
— Что же вы знаете?
— Я был около павильона и слышал, как вы ссорились с женщинами. Вдруг из окна выскочил человек — почти на мои плечи, я сначала думал, что это вы, хотел вас схватить и увезти, как вдруг узнал негодяя ла Раме. Я уцепился за него всеми десятью пальцами, он разорвал свое платье и убежал, я погнался за ним, он исчез между деревьями, и я потерял его после бешеного бега, где я двадцать раз царапал себе ноги и сделал себе двадцать шишек на лбу. Вдруг я вижу кровь на моей одежде, на том месте, где я прижал ла Раме. Я подумал, что или вы его ранили, или он вас. Я оставил погоню, воротился к павильону, шум прекратился, страшная, как будто смертельная тишина стояла кругом. Потом я услыхал печальный голос, заставивший меня вздрогнуть. Это был ваш голос, почти что безжизненный. Я забрался на ветку, с ветки на балкон, вижу вас на полу, в крови, хватаю вас и уношу к лошади. Я держал вас на руках, как ребенка, с намерением добраться до первого жилища, чтобы перевязать там ваши раны. На углу леса я слышу бег, это был ла Раме. Увидев меня, он закричал, я тоже. Раздался выстрел, пуля свищет сзади, я пришпориваю лошадь, скачу как сумасшедший и доезжаю до берега воды. Там я нахожу Крильона, который помог мне привезти вас сюда.
Эсперанс слушал и горестно припоминал каждую зловещую подробность всех своих страданий.
— Вы видели кого-нибудь вместе со мною в павильоне? — спросил он.
— Да, бледную, испуганную женщину, прислонившуюся к стене, как статуя ужаса.
— Молчите… Останусь я жив или умру, не говорите, что вы видели там эту женщину… Слушайте, Понти, вы имеете ко мне дружбу?
— О!.. К моему спасителю!
— Ну, клянитесь мне, что никогда ни одно слово об этой женщине не сойдет с ваших уст. Эта женщина не виновата, я не хочу, чтобы ее обвиняли.
— Вы меня уже просили молчать. Я молчал с Крильоном, несмотря на его настоятельные вопросы. Но я вам скажу, что эта женщина была злодейка. Видя, что вы ранены, умираете, не позвать никого, не помочь вам?! Ее надо наказать…
— Довольно, вы ничего этого не знаете, забудьте обо всем, Понти. Я даже должен просить вас об одной милости.
— Я к вашим услугам, любезный месье Эсперанс.
— Несмотря на девяносто девять возможностей к моему выздоровлению, я, вероятно, умру.
— О!..
— Дайте мне кончить. Поищите в моем кошельке или лучше возьмите весь кошелек. В нем лежит записка, которую вы сохраните для меня, я вверяю ее чести дворянина, признательности друга.
— Тише! Тише! — сказал взволнованный Понти, дружески сжимая холодные руки раненого.
— Возьмите эту записку и, если я умру, сожгите ее немедленно после того, как я испущу последний вздох, если я останусь жив, возвратите ее мне, вы поняли?
— Я вам клянусь повиноваться вашей воле. Но вы останетесь живы, — сказал Понти голосом, прерывающимся от горести.
— Тем более причины, возьмите поскорее мой кошелек, для того чтобы ни Крильон, никто другой не увидал того, что я хочу скрыть.
— Если так, сожжем записку сейчас.
— Нет, я могу остаться жив, и в таком случае эта записка мне понадобится.
— Понимаю.
— Ни за золото, ни за кровь, ни завтра, ни через двадцать лет, ни живой, ни умирающий, вы не отдадите этого письма никому, кроме меня.