— Моя бедная Диана! — прошептал раненый.
— Вероятно, она осталась привязанной к дереву, где я видел ее вчера, — сказал Понти.
— Там, где убивают, могут и красть. Но за лошадь заплатят так же, как и за удар ножом. Прощайте, Эсперанс, мужайтесь, не думайте ни о чем, кроме меня. Лошадь, Понти!
Гвардеец побежал, но наткнулся на пороге на женевьевца, который входил с письмом в руке.
— К месье де Крильону, — сказал монах.
— Что это такое? Почему узнали, что я здесь? — с удивлением спросил Крильон.
— Какой-то незнакомец отдал эту записку брату-привратнику, к кавалеру де Крильону, — отвечал монах.
Крильон взял письмо и поспешно сжал его в руке, как только узнал почерк.
«Король здесь! — подумал он с беспокойством, — что такое случилось?»
Он с жадностью прочел. Лоб его тотчас прояснился.
— Очень хорошо, — сказал он Понти со спокойным видом, — я не поеду. Попросите у приора, — обратился он к монаху, — позволения войти в монастырь одному моему другу, который нечаянно узнал, что я здесь, и хочет сообщить мне что-то важное.
— Я не могу идти к приору, — отвечал монах, — но я обращусь к брату говорящему.
— К брату говорящему? — с удивлением сказал Крильон, потому что это странное название всегда производило свое действие.
— Он один имеет сношения с нашим приором, и он один может передать ему вашу просьбу.
— Что это за говорящий брат? — спросил Крильон Понти, когда монах вышел. — Вы знаете?
— Нет, — отвечал гвардеец. Оба посмотрели на Эсперанса.
— И я не знаю, — прошептал он.
Монах почти тотчас воротился.
— Как скоро! — вскричал кавалер.
— Келья брата говорящего в двух шагах от этой комнаты, — отвечал монах, — и достойный брат сказал, что он немедленно пойдет просить позволения у приора. Вот он смотрит в окно, выходящее на большой двор. Без сомнения, он видит незнакомца, который ждет вас у ворот, и долго не заставит его ждать.
«Надо мне посмотреть, что это за говорящий брат», — подумал Крильон и наклонился взглянуть на человека, на которого ему указывали.
— Какой он высокий! Какой худощавый!
— Достойный брат действительно иногда бывает очень высок, — отвечал женевьевец.
— Как — иногда? — спросил Крильон. — Разве он иногда бывает мал?
— Когда сгибается.
Крильон недоверчиво посмотрел на женевьевца и подумал, что он насмехается над ним.
— Это случается со всеми, — сказал он, — и я тоже, когда согнусь, бываю не так высок, как в то время, когда держусь прямо. Вы не сообщаете мне ничего нового, брат мой.
Женевьевец отвечал чрезвычайно кротко:
— Никто не походит на брата говорящего; у него часто бывает подагра, которая сгибает его надвое, и тогда он делается так мал, как ребенок. В дни здоровые он выпрямляется и чуть не достает до потолка.
— Он теперь здоров, — сказал Крильон. — Я очень этому рад.
Послышался звонок в соседнем коридоре.
— Вот наш брат входит к нашему отцу, — сказал женевьевец, — меня зовут за ответом. Позвольте пойти, — прибавил он со вздохом.
— Какие странные эти женевьевцы! — сказал Крильон Понти. — Говорящий брат! Какой он высокий! Я знал только одного такого высокого человека… Но тот теперь был бы привидением. Бедный Шико!
— Должно быть, это он сейчас, когда все спали, а я плакал от жажды, — сказал Эсперанс слабым голосом, — вошел и дал мне напиться. Этот сострадательный брат показался мне гигантом, и я приписывал лихорадке это расширение моего зрачка и то, что его рука показалась мне длиннее двух обыкновенных рук.
Женевьевец воротился.
— Позволение дано, — сказал он Крильону, — и господин, которого вы ждете, может войти. Угодно вам, любезный брат, чтобы его привели сюда?
— Нет, нет, в мою комнату. Я сам туда иду, — прибавил Крильон, который боялся излишним уважением выдать звание посетителя, в записке которого предписывалось строжайшее инкогнито.
Брат вышел, чтобы привести незнакомца в комнату, где ночевал Крильон, и кавалер, отведя Понти в сторону между дверью и коридором, чтоб Эсперанс не слышал, сказал:
— В кармане месье Эсперанса есть записка.
Понти вздрогнул.
— Возьми и принеси ее мне, — сказал Крильон, — но так, чтобы он об этом не догадался.
Растерявшийся Понти приискивал ответ.
— Когда будешь искать в его полукафтане, остерегайся, чтобы он не приметил; воротись скорее и сделай то, что я тебе приказал, как только представится случай.
Сказав эти слова гвардейцу, он послал прощальный поцелуй раненому, подошел к женевьевцу, ждавшему его в коридоре, и бросил в келью брата говорящего такой любопытный взгляд, который непременно проник бы в дверь, если бы она не была из хорошего дуба с крепкими петлями.