– По коням.
Рамон выступил вперед, чтобы подвести к Лейну его пегую. Мальчик отошел от распахнутой настежь двери хижины, но не потянулся за поводьями. Его обсидиановые глаза были затенены полями шляпы, на скуле красовался кровоподтек.
– Я не вернусь домой, – спокойно объявил он. На лице Чейза не дрогнул ни один мускул.
– И что же ты собираешься делать? Лейн пожал плечами.
Эве хотелось вмешаться, сказать что-нибудь, что Чейз сам не в состоянии сказать мальчику. Она хотела бы, чтобы Чейз сейчас просто подошел к Лейну, обнял его и признался бы племяннику, как сильно любит его, и как хотел бы, чтобы они вместе были хозяевами их ранчо. Она жаждала услышать, что Чейз скажет ему, что они должны забыть прошлые обиды, что они все должны забыть прошлое и начать все сначала.
Она так хотела, чтобы все закончилось хорошо.
Но никто, за исключением Рамона, не знал, до чего упрямы все эти Кэссиди. Единственное, что их сейчас связывало, – это общее имя и общие несчастья. Она знала, в чем бы она сейчас ни попыталась их убедить, ее вмешательство вызовет только раздражение. Может статься, Лейн сделает правильный выбор. Может, только время и расстояние способны залечить их раны. Когда Лейн наконец обретет себя, он сможет раскрыть свое сердце для Чейза, а потом и для любви.
Она посмотрела на Лейна. Он принял вызывающую позу, как будто ждал, что Чейз сейчас начнет оспаривать его решение. У Эвы перехватило дыхание, когда она заметила, что пальцы Лейна крепко сжимают револьвер.
Неужели у него настолько помутилось в голове, что он окажется способным поднять руку на Чейза? Неужели он ненавидит собственного дядю до такой степени, что готов убить его, или же он пытается доказать, что он сильнее человека-легенды?
Чтобы не допустить кровопролития, Эва бросилась было вперед, но Рамон схватил ее за руку, прежде чем она успела сделать хоть один шаг. Она повернулась вокруг своей оси, пытаясь вырваться, но выражение его лица привело ее в чувство. Не произнеся вслух ни слова, он попросил ее подождать, не вмешиваться, пока драма между ними не разрешится сама собой. Эва задержала дыхание и снова повернулась лицом к Лейну и Чейзу. Рука Рамона отпустила ее рукав.
– Давай покончим с этим, – предложил Лейн Чейзу. – Раз и навсегда.
– Не делай этого, парень, – предупредил Чейз. – Ты потом будешь жалеть об этом всю свою жизнь.
– Не более чем уже жалею о многом другом.
Чейз ничего на это не ответил. Он стоял совершенно неподвижно, вытянув руки по швам. Он не мигал, и даже, как казалось, не дышал. Эва точно знала, что он никогда не поднимет руку на Лейна, даже если на карту поставлена его собственная жизнь.
Ей хотелось закричать. Тишина становилась слишком невыносимой. Ее взгляд перескакивал с одного на другого. Время текло. Наконец, с молниеносной быстротой, Лейн поднял револьвер и выстрелил. Эва закричала. Закрыв ладонями уши, она визжала, как резаная.
Дым от выстрела рассеялся.
Чейз, без единой царапины, стоял в той же позе. Он даже не сделал попытки вытащить свое оружие.
Эва подбежала к нему на подгибающихся ногах. Она вцепилась в его рубашку. Он обнял ее за плечи, но все так же, не отрываясь, смотрел на Лейна.
Лейн, не говоря ни слова, сунул револьвер в кобуру. Потом, никак не проявив обуревавших его чувств, принял у Рамона поводья, надвинул на лоб шляпу, кивнул Эве и ускакал прочь, ни разу не обернувшись.
Ноги у Эвы были, точно ватные. Чейз смотрел вслед Лейну, пока тот не скрылся за деревьями.
– Я знала, что ты не сможешь причинить ему вреда, – прошептала Эва.
– Если бы я мог, он был бы уже мертвецом. Он нарочно промахнулся. – Чейз снял руку с ее плеча.
Эва почувствовала себя покинутой, когда Чейз отступил от нее.
– А если бы ты вытащил револьвер?
– Он не стал бы защищаться. Внезапная догадка пронзила ее мозг.
– Он хотел, чтобы ты его убил, – прошептала она.
Чейз смотрел сквозь ветви деревьев на солнце, жмурился в его лучах, смотрел на расстилавшуюся внизу долину. Он пошел прочь, будто находясь в каком-то трансе, подошел к своей лошади и вскочил в седло. На какую-то долю секунды он задержался и, обернувшись, посмотрел на Эву. Но в его темных глазах не было ничего, кроме пустоты.
Чейз ускакал, и даже в его посадке чувствовалось напряжение.
И снова рядом с Эвой оказался Рамон.
– Вы отвратительно говорите по-испански, сеньорита.
Все еще мыслями оставаясь с Чейзом и Лейном, пытаясь понять все, что произошло между ними, она повернулась к нему и нехотя выдавила из себя:
– Ты слышал, как я вопила?
Он улыбнулся одними краешками губ. С его стороны – знак величайшего расположения, отметила она.
– Я не хотела, чтобы вы попали в ловушку, – пояснила она. – Я так боялась за Чейза. – Эва смотрела, как все увеличивается расстояние между ними, и у нее заныло сердце. – Как ты думаешь, он оправится от потрясения?
– Рано или поздно Бог даст каждому то, чего он заслуживает. А я думаю, что мой друг заслуживает того, чтобы стать счастливым.
Она вздохнула. Счастье – это именно то, что она так хотела бы дать Чейзу. Но теперь, очевидно, их желания не совпадают.
– Думаю, мне теперь остается только собрать вещи и уехать восвояси.
Рамон подсадил ее в седло. Если у него и были на этот счет свои соображения, он предпочитал держать их при себе.
Шестое чувство подсказывало Чейзу, что Эва скачет за ним следом вместе с Рамоном, но вообще соображал он сейчас туго. Лейн уехал.
Салли покончила с собой.
Его веселая, жизнерадостная сестренка сама лишила себя жизни после того, как убила своего насильника. Лейн убедительно доказал, что его жизнь для него не имеет никакой цены. Он исчез из жизни Чейза так же окончательно и бесповоротно, как Салли оставила их обоих.
Чейз выругался, чувствуя только безнадежность и пустоту. Долгие годы он лелеял в себе ненависть, которая была основана на ложном подозрении, и теперь, по идее, должен был ощущать хоть что-то, какую-то свободу, облегчение от того, что с него свалилась эта ноша. Но он не чувствовал абсолютно ничего. Ни злобы, ни сожаления, ни боли. Ничего.
Он скакал по своей земле. Это единственное, что у него осталось. Он оглядывался по сторонам, как будто видел все это впервые. Пологие холмы, покрытые низкорослым кустарником, скот, который пасся, неторопливо бродя по склонам. И в отдалении – длинный приземистый дом, такой же покинутый и одинокий, как и он сам.
А Эва? Где-то там, за его спиной, Эва скакала рука об руку с Рамоном. Чейз понимал, что оскорбил ее до глубины души, знал, что все его обвинения были несправедливы. Он так обидел ее, что ему придется смириться, если она никогда не простит его. Он принял любовь, которую она предложила ему, а потом швырнул ее дар ей в лицо, хотя единственное, в чем она провинилась, – то, что скрыла правду о своем происхождении.
Разве это преступление? Разве он сам никогда не задумывался, а что было бы, если бы он мог начать все сначала, если бы мог полностью очиститься от своих грехов? Разве не хотел бы он стать кем-то другим, человеком без прошлого, без имени?
Он так сильно обидел ее, что не имеет права ждать прощения. Не удивительно, что она даже не пыталась удержать его, когда он уехал, вместо того чтобы поговорить с ней начистоту. Черт, как бы он хотел ускакать от самого себя – от правды, от всего – так, как это сделал Лейн.
Подъехав к дому ближе, он заметил, как покосилась крыша, как обветшала кровельная дранка. Впервые с момента своего возвращения он задумался над тем, сколько ему труда и средств придется вложить, чтобы сделать этот дом снова настоящим домом.