– Что это, черт возьми, такое?!
– Нравится?
Она подняла ногу и покрутила ею из стороны в сторону. Туфли выглядели убийственно: шипованная шпилька, синяя лакированная кожа…
– Ты что, с самого отеля в них?
– Да. Просто ты разговаривал по телефону с братом и не заметил.
Я не слежу за ее гардеробом, но привычное напряжение в паху подсказывало, что эти туфли я уже видел раньше – если не ошибаюсь, на своих плечах.
– Выглядят знакомыми.
– О, ну не знаю… – Подлая врунишка. – Наверное, я их дома надевала…
Точно. Дома, в нашей спальне.
Они хранились в той самой коробке под кроватью. О, что же мы вытворяли, когда вытаскивали эту коробку!..
Теперь я отчетливо вспомнил вечер, когда Хлоя нацепила эти туфли. Мы не виделись несколько недель, и я никак не мог вдоволь натрахаться. Она надела туфли и приготовила одну новинку, которую давно хотела опробовать, – бутыль самонагревающегося воска. Я до сих пор иногда чувствую, как тот стекает по груди и от теплой лужицы по всему телу бегут мурашки. Хлоя измывалась надо мной как хотела, и я пообещал, что утром обязательно поставлю ее на колени и буду кормить завтраком с рук. И кончил тогда так сильно, что чуть не потерял сознание.
– Ты надо мной издеваешься, да? Ты надела их, чтобы отомстить за это мое «давай подождем до свадьбы»?
– Естественно.
Место для парковки мы нашли в квартале от «Барбареллы» в Ла-Хойя, и я вышел из машины, чтобы открыть Хлое дверь. Опираясь на мою руку, она медленно вышла, а я глядел на эти бесконечно длинные загорелые ноги, закованные в адские туфли, и качал головой.
– Ты дьяволица. Чувствую себя монашкой, упрямо блюдущей честь.
– Не бойся предаться пороку, Райан.
Она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в губы.
Я застонал, но каким-то чудом нашел силы оторваться от нее. Мы посмотрели в сторону ресторана.
– Надо идти…
Терраса выходила на улицу, и еще за дверью мы услышали голоса.
– Ерунда, Фредерик, все будет хорошо. – Мой отец, как всегда, был сама вежливость. – Сьюзан продумала, как рассадить людей, она знает, что делает. Уверен, ваши сестры – замечательные дамы. Давайте разделим их, пусть общаются с людьми…
– Разделим? – Это уже родитель Хлои. – Эллиот, кажется, вы не понимаете. Мои сестры после развода – чокнутые нимфоманки. Если дать им волю, от них не уйдет ни один холостяк на шесть миль вокруг.
На пороге я взял Хлою за плечи и заглянул в карие глаза.
– Готова?
Она прижалась ко мне теплыми губами и шепнула:
– Ни капельки.
Я взял ее за руку, и мы зашли как раз в тот момент, когда мой отец рассмеялся:
– О, вы, должно быть, преувеличиваете?…
– Хотелось бы, – вздохнул Фредерик.
– Вы как раз вовремя. – Генри встал, и все посмотрели в нашу сторону, а он продолжил: – Я уж боялся, что придется вас двоих вытаскивать голышом из гостиничного номера.
– Да ты извращенец. – Я похлопал брата по плечу. – Не вздумай показываться на нашем этаже.
– Привет, Беннетт, – кивнул отец. – Мы с Фредериком обсуждаем как рассадить гостей.
– И какой ужас нас ждет, если разделить Джудит и Мэри, – добавил Фредерик, обращаясь к Хлое.
– Не хочу лезть в дела Сьюзан, но соглашусь: пусть сидят вместе и на виду, – сказала та, поздоровавшись со всеми. – Будет меньше жертв.
Я отвел отца в сторону, чтобы дать Хлое возможность побыть с Фредериком наедине.
Мать арендовала на вечер весь ресторан, и, надо признать, она выбрала чудесное место: в тихом районе на берегу, украшенное кустами самшита и сплошь увитое цветущей виноградной лозой. По мере того как темнело, на огромной террасе вспыхивали крошечные огни. Понемногу собирались гости, и я вдруг понял, что не знаю и половины из них.
– Кто, черт возьми, все эти люди?
– Погромче, сынок. Еще не все слышали, прабабушка, например, – упрекнул отец. – Кузены, тетушки… двоюродные и внучатые племянники… – Он окинул хмурым взглядом очередь возле барной стойки. – Вообще-то я и сам многих не знаю. Те, кто уже пьют, должно быть, со стороны твоей матери… Только ей не передавай.
– Хорошо. Есть еще кто-нибудь из наших?
– Наверное. Твой дядя был во дворе. А племянников я пока не видел.
Я внутренне содрогнулся. В детстве мы с Генри каждое лето проводили в компании наших кузенов, Брайана и Криса. Брайан был самым старшим, тихим серьезным парнем, в чем-то похожим на меня. Мы с ним неплохо ладили. Но Крис – точнее, Булл, как он предпочитал себя называть!.. Порой я был готов отгрызть руку, лишь бы от него сбежать. Мама говорила, что Крис хотел быть таким же, как и мы, потому и придумал себе прозвище на Б: Брайан, Беннетт, Булл… Я, правда, считал, что это полный бред: имя Генри ведь начинается с другой буквы, а Булл с неизменной банкой пива в руке, в вечно расстегнутой рубашке и увешанный золотыми цепями, терявшимися в черной поросли на груди, явно не желал ни кому уступать. Просто Крису нравилась быть Буллом, потому что он был идиотом.