Гиллман поднял стакан с апельсиновым соком и провозгласил тост:
— За таланты, обращенные на пользу общества!
Я подошел к маме, которая фотографировала пустую сцену.
— Не снимай это, пожалуйста, — попросил я.
— Почему?
— Ты лучше снимай людей, а не вещи. А это просто доски, приколоченные гвоздями.
Она кивнула, соглашаясь, и убрала фотоаппарат в сумочку:
— Скорей бы ты приехал домой, я места себе не нахожу. Ты можешь занять отцовский кабинет. Я там навела порядок.
— Хорошо, спасибо, — сказал я ровным голосом. — Кстати, я еще не решил, пойду ли осенью в университет.
— Поживем — увидим, — ответила она.
Мы смотрели на пустую сцену, словно ждали, что на ней сейчас что-то произойдет. Вот как выглядит горе, подумал я: безмолвный взгляд, пустая сцена и мама с лицом монахини.
— А Уит у тебя бывает? — спросил я.
Мой голос дрогнул, когда я произносил его имя: оно представилось мне «форд-мустангом» красного цвета.
Мама вздохнула и отряхнула рукав кофты:
— Он приходит ужинать несколько раз в неделю. Он хороший друг.
Голос ее звучал немного раздраженно, как будто она защищалась от каких-то обвинений.
Уит в это время стоял над развалинами торта и беседовал с Кэлом Сондерсом. Я подумал: возможно, мама и Уит действительно сблизились, как родные брат и сестра, и их отношения — совершенно платонические, разумеется, — основаны на взаимной любви и каждый из них интуитивно чувствует настроение другого, его голод или скуку, как некоторые люди предчувствуют скорую грозу. В нашем доме не прекращалась жизнь, и они оказывали друг другу мелкие услуги. Уит поддерживал машину в рабочем состоянии, боролся с насекомыми и чинил все, что требовалось. Маме был совершенно необходим человек, для которого она будет готовить. Но и Уит в неменьшей степени нуждался в поручениях: на холодильнике должен был висеть список домашних дел. Таким образом, у них сам собой возник договор о взаимопомощи.
— Да я ведь просто так спросил, — пробормотал я.
Мама обернулась и посмотрела на пустую сцену.
Тем же вечером мы с Тоби и Терезой сидели в амбаре и по очереди отхлебывали из бутылки кока-колы, в которую залили виски «Джек Дэниэлс». Мимо открытой двери прошел Арлен. Вид у него был подавленный, а глаза блуждали, как у сумасшедшего. Поговорил ли он все-таки с моим отцом? Или он сейчас спит наяву и пробирается сквозь лес секвой в Аризоне? Арлен посмотрел в нашу сторону невидящими, как у сильно похмельного человека, глазами и направился дальше. Похоже, мертвые и похищенные преступниками шли за ним по пятам.
— Он теперь ни на что не годен, — тихо сказала Тереза.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
Она сделала глоток из бутылки и протянула ее Тоби, который сидел с закрытыми глазами.
— Я тела совсем не чувствую, — сказал Тоби.
Тереза пропустила эту реплику мимо ушей и стала объяснять мне:
— Арлен звонит в полицию и говорит, что обнаружил что-то важное, труп например. Они начинают бегать, выписывают ордера, приезжают, куда он сказал, и находят какую-нибудь ерунду. Старую дверь или детский велосипед.
— Ясновидящие постепенно сами уничтожают свой дар, — сказал Тоби.
— А мне предложили работу, — сменил я тему.
Тереза и Тоби поглядели на меня.
— Слушай, я не ясновидящий, но я попробую угадать, — сказал Тоби. — Тебе, наверное, предложили место в ЦРУ. Они хотят, чтобы ты запоминал слово в слово какие-нибудь важные инструкции и передавал их агентам на местах. А может, это Пентагон? Военные найдут кучу вариантов, как тебя использовать.
— Мне предложили место в библиотеке в моем родном городе. Работа временная, только на лето, но, если я решу не поступать в этом году в университет, они наверняка позволят мне остаться.
Повисла долгая пауза. Потом Тоби сказал:
— Не делай этого.
— А чем плоха работа в библиотеке? — спросил я.
Тереза угрюмо пожала плечами и стала смотреть в поле через открытую дверь амбара.
— Не надо тебе там работать! — В голосе Тоби слышалось искреннее негодование. — Отправляйся лучше на Аляску и устройся на рыболовецкое судно. Или стань следопытом в Адирондакских горах. Но ради бога, не становись ты библиотекарем, прошу тебя. Прошу как слепой человек.
— Вам обоим легко говорить, — сказал я. — У вас впереди настоящая жизнь.
— Я вообще молчу, — отозвалась Тереза.
— Вот и молчи. Я не хочу говорить на эту тему, — заявил я, отбирая у нее бутылку с виски.