Ольга медленно повернула голову, узнавая комнату, в которой прошло ее детство. Остановила взгляд на диване: там в обнимку с гитарой сидел Колька Ларионов. Семнадцатилетний Колька…
«Выбери мгновение»…
Ну, разумеется! Какое еще она могла выбрать?
- Оль, ты чего? Все нормально? - Колька смотрел на нее ласково и немного недоуменно.
Ольга потрясла головой, приходя в чувство. Значит, бабулька не соврала -таки выкинула шутку: прыжок с переворотом в двадцать лет!
Это был, пожалуй, самый легендарный момент в истории ее первой любви, не считая волшебного попадания на курсы по психологии. После экзамена по оной, который, собственно, Ольга вызвалась сдавать только для того, чтобы еще хоть ненадолго пересечься с Колькой, он похвастался - мол, отбывает в другой город. У нее тогда аж в горле запершило: значит, все? Они больше не увидятся? И нечего ждать, не на что надеяться, ибо в новой Колькиной жизни не останется места даже для воспоминаний о ней?
На горизонте замаячило слово «никогда», страшное и отравляюще-горькое, как беспросветная тоска.
От отчаяния в Ольге проснулась умопомрачительная смелость - через пару дней она позвонила Кольке и пригласила к себе в гости, причем голос совсем не дрожал, только сердце заходилось, точно от кружения на карусели. Сама не поняла, как у нее получилось: наверно, просто не верила, в Колькино «да». А если им больше не суждено встретиться, отказ будет проще пережить. Однако Колька согласился, даже не дав ей договорить, словно ухватился за эту возможность.
Ольга выбрала день, когда квартира осталась в ее единоличном распоряжении. Для храбрости, и чтоб встреча не походила на свидание, позвала лучшую подругу Катьку, поверенную в сердечной тайне, и их общего приятеля Сашку.
По такому случаю сама напекла печенья. Руки тряслись, поэтому печеньки вышли кривенькие, зато вкусные. Колька пришел в восторг от Ольгиного кулинарного таланта. Она зарделась. Катька с Сашкой переглянулись.
Потом перешли в комнату разговоры разговаривать. Колька выяснил, что на антресолях завалялась гитара - старая, еще из отцовской молодости, и потребовал себе. Деловито, со знанием, настраивал инструмент под загоревшимися взглядами девчонок. В принципе, для Ольги не стало открытием, что Ларионов «по-гитарному разумеет»: зависая с приятелями летом в парке, он частенько бренчал струнами, а ребята выводили нестройным хором порождения всяческих жанров. Ольга же, проходя мимо, старательно изображала полную незаинтересованность, хотя большую часть этаких дефиле предпринимала нарочно.
Сейчас она дышала украдкой, пытаясь унять свое бедное трепыхающееся сердце: неужели Колька хочет спеть для нее?! Такого и во сне не могло присниться… И он пел. Причем неплохо. Популярные хиты, что-то из рокового и дворового репертуара.
- А Олька у нас стихи сочиняет! - Вдруг брякнула Катька, прерывая музыкальную паузу, и добавила, - клёвые!
Ольга вспыхнула от стыда. Мысленно обозвала подругу предательницей - это ж надо, так ее опозорить перед самым важным человеком в жизни! И даже, забывшись, хотела озвучить, под каким плинтусом Катьке надо искать свою соображалку, но подруга уже спрыгнула с дивана, ухватила за руку зевающего Сашку и уволокла смотреть те самые кактусы, успев подмигнуть растерянной и разгневанной Ольге…
- Ты правда стихи пишешь? - Спросил Колька с искренним интересом.
Ольга неохотно подтвердила. Большая часть ее творчества, между прочим, на его совести - сколько строк она сложила, вдохновляясь его образом своими чувствами!
- Здорово! - Обрадовался Колька. - Знаешь, мы с Серым иногда так делаем: он зачитывает что-нибудь, а я наигрываю музыку под это дело - не думая особенно, просто как чувствуется… Давай с тобой тоже попробуем?
Ольга на минуту обомлела, переваривая услышанное. Неужели он предлагает ей вот прямо сейчас прочитать что-то из своего?..
Поняв ее заминку, Ларионов улыбнулся:
- Не бойся. Мне, вообще-то, стихи нравятся. И я бы очень хотел твои послушать. Но, если ты против…
Ольга приложила ледяные пальцы к пылающим жаром щекам. Помогло: контраст немного восстановил душевное равновесие.
- А что? Давай.
Либо пан, либо пропал.
Колька пристроил гитару на колене поудобнее, провел рукой по струнам. Он сидел напротив, и Ольга видела все, что отражается в его глазах, кажется, даже себя угадывала в них - ее образ подрагивал на зеленой радужке с карими прожилками, точно тонул в омуте.