Она глубоко вздохнула, мысленно выбирая подходящий нейтральный текст из недавно написанного, однако сердце неожиданно положило конец благим потугам разума - Ольга вполголоса начала читать стихотворение «Прости», посвященное, конечно же, «Н. Л.» и написанное вскоре после памятных посиделок в кабинете психологии.
Тебя я встретила нечаянно.
Ты мне поверь: я не хотела.
Но этой встречею случайною,
Увы, надолго заболела.
Прости меня за эту встречу.
Прости за солнце под дождем.
Прости за тот короткий вечер,
Когда остались мы вдвоем.
Прости за взгляды, за улыбки.
Прости, и душу не тревожь.
Прости за глупые ошибки
И за бессмысленную дрожь…
Сердце глупое, не бейся!
Сердце, рану не тревожь.
Разум, надо мною смейся:
Правды радостнее ложь!
Прости, что верила отчаянно,
Что надеялась, ждала…
В тебя влюбилась я нечаянно,
Сама того не поняла.
Стихотворение было длинное. Ольга читала медленно, не сводя глаз с Колькиного лица. Он тоже не отрывал взгляда, пока его пальцы перебирали струны, создавая мелодию специально для нее - тихую, нежную, с едва уловимым надрывом. Каждая строчка обретала собственное звучание, обрастая музыкальной плотью.
Колька слушал вдумчиво и серьезно, Ольга тоже не улыбалась, лишь покусывала губы. Казалось, оба боялись одним неверным жестом или движением разрушить хрупкое единение слова и музыки. И так невесомо было это мгновение, так легко могло утратить волшебство…
В тот момент, когда воображаемая точка завершила последнюю строку, когда гитара замолкла на последнем аккорде, Колька и Ольга смотрели друг другу в глаза, молчали и чувствовали себя так, словно никого больше нет в целом мире. Только они двое, стихотворение да струнный перебор - неуклюжие и близкие настолько, что почти родные…
Господи! Как же хочется коснуться его чудесных, таких красивых волос, ощутить пшеничную волну под пальцами…
Вот оно, то мгновение, которое так хотела заново прочувствовать Ольга. Однако пришлось пережить и последующее.
- Ты действительно уезжаешь? - Не в тему спросила она.
- Да, - Колька повел плечами, будто бы с долей сожаления.
- Но почему? - Вырвалось у Ольги. - Можно ведь и здесь в институт поступить!
- Можно. Но я давно мечтал переехать, жить по-другому… Если только…
Ольга смотрела, вопрошая. Немного помявшись, Колька вскинул голову, уставил взгляд в ее лицо, но голос, противореча твердости взора, прозвучал почти умоляюще:
- А ты… Оль, ты хочешь, чтобы я остался?
«Безмолвие, огромное, как глаза Вечности» - почти по Андрееву.
- О-о-ль? - Вопросительная интонация нарастала. Колька наклонился вперед, жадно отыскивая след перемен в Ольгиных чертах. - Скажи! Пожалуйста, скажи, что не хочешь, чтобы я уезжал!
Она с такой силой закусила нижнюю губу, точно пыталась не выпустить наружу слова. Никак не могла собраться с духом…
В открытое окно с майским ветром ворвался аромат цветущей сирени. Голову немного вело. Сердце билось сильнее прежнего - хоть корень валерианы грызи, запивая для надежности настойкой пустырника.
***
Дверь распахнулась, бесцеремонно и громко стукнула о стену.
- У твоих предков не так много кактусов. А одни и те же нам смотреть надоело, - оповестила Катька, сжимая Сашкину руку. - И потом, вдруг вы без нас соскучились?
Из прихожей донесся скрежещущий звук: в замке повернулся ключ. Пришла с работы Ольгина мать, и молодежи пришлось покидать квартиру: все равно при родителях не получится нормально общаться.
Четверка дружно вышагивала в направлении центрального парка. Катька с Сашкой держались впереди. Ольга брела рядом с Колькой, стараясь незаметно подсмотреть выражение его лица. Оно сильно отличалось от того, каким виделось в комнате десять минут назад. Казалось, Колька только там и был настоящим, а сейчас, выйдя в «большой мир» снова нацепил маску - стал отстраненным и как будто немного разочарованным.
Наверно, еще не поздно сказать, как сильно он нужен ей здесь! Но почему проклятый язык не слушается?! Почему она не может выразить вслух то, о чем только мечтала все два года, когда появился реальный шанс?! Неужели по-прежнему не верит в его симпатию?!
Чушь несусветная! Конечно, Колька любил ее, - совершенно отчетливо поняла Ольга, но не семнадцатилетняя девчушка, перепуганная мощью чувств, придавленная ими не хуже, чем каменной плитой, а взрослая, и совсем уже другая.
Те эмоции, которые, будь они ртутью в термометре, вдребезги разнесли б стекло, оказались непосильной ношей для вчерашней школьницы. Ей и посоветоваться-то было не с кем, кроме подружек. А те и сами в любви немногим более сведущи…