Разве я сам не готов был пожертвовать всем ради Мер?
— Он пошел бы на этот риск снова. И она тоже.
— И я тоже, — пробормотал я, глядя себе под ноги.
— Что ты говоришь, сынок?
Ничего.
Я закинул топор на плечо и подобрал очередное полено, надеясь, что он поймет намек.
Но он вместо этого привалился к конскому боку.
— Ты, конечно, можешь переживать, но это ни к чему не приведет. Нужно думать о том, чему ты в состоянии научиться. Пока что, как я погляжу, ты научился только колошматить деревяшки, которые даже сдачи дать не могут.
Я с размаху ударил по полену топором и промахнулся.
— Послушайте, я понимаю, что вы хотите мне помочь, но я тут дело делаю.
— Сомневаюсь. Это просто способ выместить свою злость не на том, на чем следовало бы.
— И на чем же вы предлагаете мне ее вымещать? На королевской шее? Или на шее принца Максона? Или, может быть, на вашей? — Я снова занес топор и ударил по полену. — Потому что все не так. Им сходит с рук все, что угодно.
— Кому — им?
— Им. Единицам. Двойкам.
— Так ты сам Двойка.
Я отшвырнул топор и заорал:
— Шестерка! — Я стукнул себя кулаком в грудь. — Какую бы форму на меня ни нацепили, я все тот же парень из Каролины и останусь им навсегда!
Он покачал головой и потянул коня за уздечку:
— Нашел бы себе девушку, что ли.
— У меня уже есть девушка! — крикнул я ему в спину.
— Так впусти ее к себе в душу. Ты машешь кулаками не в той драке.
ГЛАВА 3
Я подставил тело под струи горячей воды, надеясь, что она унесет с собой все воспоминания сегодняшнего дня. Из головы не шли слова старого конюха. Пожалуй, они разозлили меня больше всего, что произошло за день.
Америка уже давно в моей душе. И я знал, за что борюсь.
Я не спеша вытерся, потом принялся одеваться, надеясь, что привычный ритуал облачения в форму поможет вернуть душевное равновесие. Накрахмаленный сюртук плотно обхватил тело, и пришло ощущение целеустремленности и воли. Мне нужно было делать дело.
Следовало соблюдать порядок, а до Мер черед дойдет к вечеру.
Я пытался не отвлекаться на посторонние мысли, направляясь на третий этаж, где располагался королевский кабинет. Когда я постучал, дверь открыл Лодж. Мы приветствовали друг друга кивками. Присутствие короля не всегда пугало меня, но в этих стенах как-то особенно чувствовалось то, что он может изменять судьбы тысяч людей по щелчку пальцев.
— Кроме того, впредь до особого распоряжения запрещается фото- и видеосъемка во дворце, — диктовал король Кларксон. Его советник лихорадочно строчил в своем блокноте. — Я уверен, что сегодня все девушки получили хороший урок, но дай Сильвии указание уделить больше внимания правилам поведения. — Он покачал головой. — Ума не приложу, с чего вдруг этой девице вздумалось выкинуть такую глупость? Она была фавориткой.
«Может, твоей и была», — мелькнула мысль по пути к его рабочему столу из темного полированного дерева, и я молча потянулся взять из лотка письма, ждущие отправки.
— Кроме того, распорядись, чтобы взяли под наблюдение ту девицу, которая пыталась выскочить на помост.
Я навострил уши.
— Ее никто даже не заметил, ваше величество, — покачал головой советник. — Девушки такие взбалмошные создания. Если кто-нибудь спросит, вы всегда можете списать это на минутный каприз.
Король молча откинулся на спинку кресла:
— Пожалуй. Даже на Эмберли иногда находит. Но все равно эта Пятерка никогда мне не нравилась. Ее и взяли-то для отвода глаз. Она не должна была пройти так далеко.
Советник задумчиво кивнул:
— Почему бы просто не отправить ее домой? Изобрести какой-нибудь предлог и вышвырнуть. Неужели этого нельзя сделать?
— Максон догадается. Он бдит за этими девицами, точно ястреб. Неважно, — сказал король, вновь придвигаясь к столу. — Она явно не подходит для роли принцессы, и рано или поздно это вскроется. Мы пойдем на крайние меры, если придется. Так, что там у нас дальше? Где письмо от итальянцев?
Я собрал почту и, отвесив короткий поклон, который остался незамеченным, вышел из кабинета. Меня одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось, чтобы Америка поскорее оказалась подальше от лап Максона. Но с другой — в том, как король Кларксон говорил об Отборе, мне почудилось что-то мрачное. А вдруг Мер падет жертвой очередного его каприза? И если она попала на Отбор, как он выразился, для отвода глаз, выходит, это была часть какого-то плана? И ее взяли специально ради того, чтобы исключить? Но раз так, значит кто-то из девушек попал на Отбор с прицелом на дальнейшую победу? Интересно, она все еще здесь?