— Бросил, словно собакам из жалости, — хмыкнул Галах и отпихнул от себя тарелку.
Им подали только сосиски, хлеб, сыр и вино. Ателарда и это не задело: он думал о будущем, и как сломить лорденыша. Здесь его любили, а на незнакомца будут считать врагом.
— Злее будешь, — невозмутимо ответила Псина, не отрывая глаз от тарелки и смачно облизывая палец. — С племянником я разберусь за жирненькую такую благодарность.
Галах хмыкнул и покачал головой. Он извел Ателарда нытьем о том, что Псина будет защищать лорденыша. Миновав Ноэль, тот стал задумчивым и поникшим, словно беспокоился о чем-то. Увы, сейчас нельзя было от него избавиться, ведь положение Ателарда было слишком шатким и ему требовались влиятельные друзья. Низкородные ползали на четвереньках и дрались за монеты Ателарда, но хозяином его не признают: они его не знали, зато знали и уважали предыдущего лорда. Высокородные внушали надежду, ведь при распиле страны могли выторговать себе кусок побольше. И снова увы: нельзя осчастливить всех, а самый лучший кусок потребует Псина.
Они ужинали под его чавканье среди знамен со змеями Альдов. Галах щурился и таращился на Псину, словно подсыпал ему отраву и ждал результата.
— Что-то ты притих, — сказал он, — тебя что-то беспокоит?
— Ага, спина, — буркнула Псина, наклоняясь над тарелкой и действительно напоминая собаку. Провинившуюся собаку.
— До Ноэля она не болела. — вступил Ателард. Не нравились ему такие перемены. — Все видели, как шустро ты тащил свои старые кости по лестнице борделя.
— Вот после нее и беспокоит.
Ателард и Галах посмотрели друг на друга. Что-то было не так. Раньше Псина без остановки тявкал, как хорошо устроит Ателарда и как славно заживет после его благодарности, не забывая вставлять противное: «о-ослики».
Вдруг он вспомнил, что постоянно пытался главенствовать, встрепенулся и громко произнес:
— Забавная история произошла сегодня утром. Вот что вы думаете, ослики?..
Быстро, даже нервно, он запустил руку в карман своего коричневого жилета. Псина словно нащупал там что-то и вздрогнул, глаза его забегали. Потом он сослался на усталость и пошаркал к двери, тявкая что-то про необходимость отдыха и славное будущее.
— Ты видел? — спросил Галах, кивая ему в след.
— Что?
— Что-то блеснуло в его пальцах. Что-то из кармана.
— Я видел что-то такое, — Ателард задумчиво пожевал. Пес как будто из ума выживал: то проваливался в себя и молчал, то изображал уверенность, но тявкал громче и нервознее обычного.
— Что-то такое?! — взревел Галах и ударил ладонью по столу. — Ты и впрямь осел. Нужно следить за ним, он — наш ближайший враг.
— Я не заострял внимание, — вздохнул Ателард, но Галаха уже понесло. Он беспокоился, мало спал и пытался придумать, как им быть дальше, поэтому срывался на Ателарде:
— Поменяй штаны на юбку, ведь от тебя проку, как от бесплодной девки!..
Слова редко задевали, скорее, раздражали. Ателард все понимал и принимал буйную натуру Галаха, но терпение заканчивалось.
— Прекрати! — крикнул он, Галах не обратил внимания:
— Псина не ясно, на чьей стороне. Клянется сосать нам, но может быть на стороне племянника. А ты, осел, даже глаза разуть не можешь!..
Ателард не стал задумываться над действиями. Он устал и просто хотел, чтобы Галах заткнулся и дал подумать, поэтому плеснул ему в лицо вино из кубка. Тот булькнул и поморгал, пока мерцающий капли бежали по лицу.
— Я просил тебя заткнуться, — спокойно пояснил Ателард и вернулся к сосискам, — ты ведь был шутом лорденыша, как я — короля, вот и попробуй повлиять на него. А Псина пусть выполняет свое обещание и занимается высокородными.
Пусть Галах снова бьет его или швыряет об стены, но Ателард никогда не сделает вид, что согласен со своей никчемностью. Тем более, что это Галах втравил их в эту историю. Теперь образ Лекадии являлся Ателарду во снах и преследовала в мыслях наяву. Он раскаивался в том, как поступил с ней.
На удивление спокойно Галах вытерся салфеткой и вернулся к своим сосискам.
— Я не могу, — протянул он, — лорденыш обижен на меня за то, что я привез тебя.
— Вы даже не говорили.
— И так ясно. Видимо, он хотел, чтобы я зарезал тебя по пути и не дал захватить его замок. Может и стоило.
В последних словах сквозило детское раздражение. Ателард бросил на него долгий взгляд, больше не в силах спорить.
— Ладно, — Галах отложил вилку и потер переносицу двумя пальцами, — мальчишку я беру на себя. Поработаю языком, там разберусь, как именно, а ты приглядывай за Псиной, больно он странный. И заводи друзей. Надо бы разнюхать, что Вереска думает о гибели племянницы.