– Ну что ты!
Доминика надевает костюм от Баленсиаги.
Только не от Шанель: тратишь миллионы, а выглядишь, точно одеваешься на блошином рынке. Она шепчет:
– Эта стерва Мари-Клер. Ни за что не дает развода: только чтоб мне насолить.
– Может быть, она уступит в конце концов.
Мари-Клер наверняка говорит: эта стерва Доминика. Во времена Люсиль де Сен-Шамон Жильбер жил с женой, вопрос о разводе даже не возникал, поскольку у Люсиль были муж, дети. Доминика заставила его разъехаться с Мари-Клер; разумеется, если он согласился, значит это его устраивало, но Лоранс тогда сочла, что мать слишком жестока.
– Заметь, жить вместе с Жильбером очень рискованно. Он любит свободу.
– Да и ты тоже.
– Да.
Доминика поворачивается перед трюмо и улыбается. На самом деле она в восторге оттого, что будет обедать у Вердле. Министры ей импонируют. До чего я недоброжелательна, думает Лоранс. Это ее мать, она к ней привязана. Но это и чужая женщина. Кто прячется за картинками, мелькающими в зеркале? А может, никто?
– У тебя все в порядке?
– В полном. Порхаю от успеха к успеху.
– А девочки?
– Ты видела. Процветают.
Доминика задает вопросы – так положено, но она сочла бы неприличным, если б ответы Лоранс были тревожными или хотя бы подробными.
В саду Жан-Шарль склонился над креслом Жизель: легкий флирт, который льстит им обоим (и Дюфрену тоже, я полагаю), каждый внушает другому, что у них мог бы быть роман, хотя им обоим это ни к чему. (А если бы вдруг они завели роман? Думаю, меня это не тронуло бы. Значит, бывает любовь без ревности?)
– Так я рассчитываю на вас в пятницу, – говорит Жильбер. – Когда вас нет, скучно.
– Да ладно вам!
– Честное слово. – Он с чувством пожимает руку Лоранс, точно они тайные сообщники; поэтому-то все и находят его очаровательным. – До пятницы.
Лоранс настойчиво приглашают в гости, все любят бывать у нее: она сама не понимает почему.
– Чудесный день, – говорит Жизель.
– При нашей парижской жизни без разрядки никак нельзя, – говорит Жан-Шарль.
– Без этого не обойдешься, – говорит Жильбер.
Лоранс устраивает девочек на заднем сиденье, запирает дверцы, садится рядом с Жан-Шарлем, и они трогаются по дорожке следом за машиной Дюфренов.
– Самое удивительное в Жильбере – это то, что он сохранил простоту, – говорит Жан-Шарль. – Когда подумаешь о лежащей на нем ответственности, о его могуществе. Ничуть не важничает.
– А зачем ему?
– Ты плохо к нему относишься, это понятно. Не будь несправедливой.
– Да нет, почему? Хорошо.
Хорошо ли? Она, пожалуй, ко всем хорошо относится. Он не разглагольствует, это правда, говорит она себе. Но ни для кого не тайна, что он руководит одной из двух самых крупных в мире компаний по производству электронных машин, он один из создателей Общего рынка.
– Интересно, в какой цифре выражаются его доходы, – говорит Жан-Шарль. – Практически они неограниченны.
– Мне было бы страшно иметь столько денег.
– Он умно ими пользуется.
– Да.
Странно: когда Жильбер рассказывает о своих путешествиях, он очень забавен. А через час совершенно невозможно вспомнить, что он говорил.
– Уик-энд в самом деле удачный.
– В самом деле удачный.
И снова Лоранс задумывается: что есть у них, чего нет у меня? О, не стоит волноваться; бывают такие дни, когда встаешь с левой ноги и ничто не радует: к этому надо уже привыкнуть. И все же Лоранс спрашивает себя: что же неладно? Внезапно ее охватывает безразличие. Она ощущает себя отъединенной, точно чужой. Депрессию, которая охватила ее пять лет назад, ей объяснили: немало молодых женщин проходит через подобный кризис; Доминика посоветовала ей тогда вырваться за пределы дома, работать, и Жан-Шарль согласился, увидев, сколько я зарабатываю. Теперь у меня нет никаких оснований расстраиваться. Работа, люди вокруг, я довольна жизнью. Нет, мне ничто не угрожает. Просто настроение плохое. С другими тоже так бывает, и они, я уверена, не делают из этого никаких историй. Она оборачивается к детям:
– Хорошо повеселились?
– О да! – горячо говорит Луиза.
Запах палой листвы проникает в открытое окно; звезды сверкают на чистом небе детства, и внезапно Лоранс становится хорошо.
«Феррари» обгоняет их, Доминика машет рукой, легкий шарф полощется на ветру, она действительно очень эффектна. И Жильбер выглядит отлично для своих пятидесяти шести лет. Прекрасная пара. В сущности, она права, требуя, чтобы в положение была внесена ясность.
– Они подходят друг другу, – говорит Жан-Шарль. – Для их возраста они красивая пара.