Когда он ушел в свою контору, я взяла со стола книгу.
— «Путеводитель по водам и морским купаниям на тысяча восемьсот четвертый год», — прочла я вслух, чтобы Луиза и Маргарет могли меня слышать.
Перелистывая ее, я обнаружила статьи об английских городках, расположенных в алфавитном порядке. Фешенебельному Бату отводилась, конечно, самая большая статья — сорок девять страниц, а также большая карта и раскладная вклейка с панорамным видом на город с его улицами и домами, окаймленными окрестными холмами. Нашему любимому Брайтону посвящались двадцать три страницы текста. Я посмотрела все города, упомянутые нашим братом, некоторые из которых были просто рыбацкими деревушками, удостоившимися лишь пары страниц. На полях, возле приглянувшихся местечек, Джон ставил галочки. Полагаю, он прочел все статьи в этой книге и выбрал те, что подходили лучше остальных.
— Чем плох Брайтон? — спросила Маргарет.
Я как раз читала о Лайм-Реджисе и вскинула на нее глаза.
— Вот тебе и ответ, — произнесла я, вручив ей путеводитель. — Посмотри, что отметил Джон.
— «Обыватели Лайма принадлежат главным образом к среднему классу, — вслух прочла Маргарет. — Многие перебрались сюда не только в надежде подправить здоровье, но и улучшить свое благосостояние». — Она уронила книгу себе на колени. — Стало быть, Брайтон для сестер Филпот слишком дорог, так?
— Ты можешь остаться здесь с Джоном и его женой, — предложила я в порыве благородства. — Думаю, одну из нас они сумеют обеспечить. Совсем не обязательно, чтобы мы все отправлялись в изгнание на побережье.
— Ерунда, Элизабет, мы никогда не расстанемся, — провозгласила Маргарет с такой искренней преданностью, что я не могла не обнять ее.
В то лето мы отправились в путешествие по побережью, сопровождаемые напиши тетушкой и дядюшкой, нашей будущей невесткой и ее матерью, а также Джоном, когда ему это удавалось. Наши компаньоны делали замечания вроде «Какие великолепные сады! Завидую тем, кто живет здесь круглый год и может прогуливаться в них, когда пожелает», или «Эта муниципальная библиотека так хорошо укомплектована, что можно подумать: ты в Лондоне», или «Разве воздух не свеж? Хотелось бы мне дышать им каждый день». Раздражало, что другие судят о нашем будущем так легко, особенно наша невестка, которой предстояло завладеть домом Филпотов и не надо было перебираться в Уэртинг или Гастингс. Ее комментарии стали так сильно нам докучать, что Луиза начала находить отговорки, чтобы не участвовать в совместных прогулках, а я делала все более и более колкие замечания. Только Маргарет радовалась нашим поездкам, пусть даже лишь затем, чтобы посмеяться над грязью в Лимингтоне или над деревенским театром в Истборне. Больше всего ей понравился Веймут, потому что любовь к этому городу короля Георга сделала его популярнее прочих, обеспечив ежедневное сообщение дилижансами из Лондона и Бата, а следовательно, и постоянный приток фешенебельной публики.
Что до меня, то я тогда часто бывала совершенно не в духе. Знание того, что тебя могут принудить переехать в какой-то город, мешает смотреть на него как на привлекательное место, куда ты заехала отдохнуть на один день. Трудно смотреть на такой курорт, не сравнивая его с Лондоном. Даже Брайтону и Гастингсу, которые раньше я так любила посещать, теперь, на мой взгляд, недоставало духовности и изящества.
Когда мы добрались наконец до Лайм-Реджиса, в нашей компании оставались только Луиза, Маргарет и я: Джон вернулся к себе в контору и забрал с собой свою невесту и ее мать, а у нашего дядюшки начался приступ подагры, вынудив его и тетушку отправиться обратно в Брайтон. В Лайм нас сопровождали Дёрхэмы, семейство, с которым мы познакомились в Веймуте, — они составили нам компанию в дилижансе и помогли нам поселиться в съемной квартире на Брод-стрит, главной улице городка.
Изо всех мест, которые мы посетили тем летом, Лайм я нашла наиболее привлекательным. К тому времени уже наступил сентябрь — месяц, который своей кротостью и золотистым светом способен скрасить даже самый мрачный уголок Англии. Нас встретила хорошая погода, и мы были совершенно свободны и предоставлены самим себе. Наконец я могла составить собственное мнение о городе, в котором мы могли бы поселиться.
Лайм-Реджис — это город, подчинившийся ландшафту, а не заставивший окружающую природу подчиниться себе. Холмы, подступающие к городу, настолько круты, что дилижансы не могут по ним спускаться — пассажиры сходят у трактира «Куинз-армз» в Чармуте или на перекрестке в Аплайме и доставляются вниз в экипажах. Узкая дорога ведет к берегу, затем быстро поворачивается к морю и снова устремляется к холмам, словно хотела лишь бросить взгляд на волны, прежде чем спастись бегством. Самый низкий край берега, гам, где крошечная речушка Лайм впадает в море, соседствует с городской площадью. Там, наискосок от таможни и Курзала, стоит гостиница «Три чаши», которая будто хвастается своими тремя стеклянными люстрами и прекрасным эркером, выходящим на берег. Дома выстроены от центра вдоль берега и вверх по реке, а магазины и прилавки городского рынка взбираются вверх по Брод-стрит. Лайм не строился по архитектурному плану, как Бат, Челтнем или Брайтон, но извивается то в одну сторону, то в другую, словно напрасно пытаясь убежать и от холмов, и от моря, заранее зная, что это ему не удастся.