Не только дитя. Сколько еще пострадало прошлым вечером? Сколько страдало каждый день? Что будет делать народ, если узнают, что исцеления нет? Паниковать, может, восстанут. Может, будет хуже мятежа из-за еды, когда солдаты герцога сначала схватили выступивших фермеров, а потом пытались заморить нас голодом.
Горечь подступила к горлу. Потому Тали пропала? Она исцеляла прошлым вечером? А если ей стало плохо из-за боли?
— Мерлиана? — чародей стукнул костяшками по столу. — Девочка?
— У… у вас еще осталось немного пинвиума, да? Почему ваши Забиратели не помогут?
Он посмотрел на Джеатара и кашлянул.
— Моя поставка тоже в пути, прибытие отложили из-за интереса герцога в Верлатте. Для такого исцеления у меня не хватает рук. А оставшихся запасов хватит лишь на боль пары сломанных костей.
Холодный чай пропитал блузку и добрался до кожи, но мне уже было холодно. Это объясняло секретность и мое похищение. Если люди подумают, что я могу помочь, они облепят меня. Но Джеатару не стоило так бояться. И он не врал, я узнала о Тали.
— Они хотят, чтобы я исцелила их дочь и передала боль им, пока Лига не пополнит запасы.
Он рассмеялся, и остатки моего спокойствия развеялись.
— О, нет, не совсем так. У них есть другая цель для боли, — он встал и жестом поманил меня. Я опустила стакан на дорогущий стол и пошла за ним.
Мы прошли в другую комнату. Маленькая темноволосая девочка лежала на столе с одной стороны, ее конечности были в крови, кожа — серой. Рядом с ней женщина в шелках плакала в плечо мужчины, одетого лучше чародея. Он поднял голову, когда мы вошли.
— Это она? — отвращение смешалось с отчаянием. — Она согласна?
Грязный светловолосый мужчина стоял за ними, мял кепку рыбака в руках. Сорняк в вазе цветов.
Взращенные улицей инстинкты говорили мне бежать. Аристократы басэери не работали с рыбаками, пока они не хотели что-то, что легко не получишь. Этот человек мог быть тут только для одного.
— Милая, эта семья хочет заплатить тебе тридцать оппа за исцеление их дочери и передачу боли тому человеку.
Все после «тридцати оппа» было размыто. Я могла и за полгода столько не заработать. Если я сделаю это, мне не будет нужно работать, пока я ищу Тали.
Я посмотрела на рыбака. Выгоревшая кепка, выгоревшие штаны и рубашка. Они платили ему или заставляли?
— Не знаю…
— Ты говорил нам, что она это сделает, Зертаник, — крикнул отец.
Зертаник, чародей, вскинул руки, помахав ими, словно они горели.
— Дайте ей время, мы обрушили на нее все. Милая, дитя умирает. Нет времени.
— Она просто хочет больше денег. Пятьдесят оппа.
Мой выдох было слышно в Верлатте. Пятьдесят оппа! Так можно было бы нанять кого-то искать Тали, и мне бы осталось еще на месяца. Но…
— Простите, но это не правильно. Он не сможет работать, когда я передам боль.
— Ему хорошо заплатят, — прошептал Зертаник.
Может, но мне это не нравилось. Они словно покупали нас, как другие товары.
— Я не знаю, сколько боли передам ему.
— Но мы знаем, что боль делает с ней, — заголосила мать. Отец обнял ее.
— Ты дашь нашей дочери умереть? — сказал он, глядя с угрозой, словно меня это убедило бы. Я уже была виновата.
Ради святой Сэи, это не моя вина. Не мне решать, кому жить, а кому умирать. Мне нужно было заботиться о своей семье, а осталась только Тали.
— Я сделаю это, если и вы возьмете немного ее боли. Троим ее будет проще вынести, пока вы не дождетесь Целителя Лиги.
Мать снова закричала, в этот раз от ужаса. Отец посмотрел на меня, словно я заставляла его есть землю.
— Мы? Мы важные представители герцога, девочка. Если мы будем прикованы к постели, то не сможем выполнять работу.
Вина испарилась. Конечно, они думали, что жизнь их дочери важнее, чем рыбака. Они были такими же, как и все аристократы басэери, которые выгоняли семьи из домов, когда началась оккупация герцога, следя, чтобы мы вели себя прилично и не мешали поставке ценного пинвиума. Бунтовать без еды сложно. Я скрестила руки на груди.
— Простите, но мой ответ нет.
Голоса взорвались. Отец кричал, мать выла, Зертаник пытался их заглушить. На миг ему удалось призвать к тишине, и раздался тихий голос.
— Прошу? Ради меня? — сказал рыбак.
В его словах было столько печали, что я чуть не заплакала.
— Вы не знаете, о чем просите.
— Знаю. Прошу, мисс, я потерял лодку пару месяцев назад. Я не могу работать, а у жены будет четвертый ребенок, — он кивнул на родителей. — Они предложили год платить ренту, если я помогу. Пока мне будет плохо, смогут работать мои старшие мальчики. И они умеют рыбачить, так что мы не будем голодать.