Колхоз вроде бы распался и вроде бы действовал. Глубокой осенью в дом к Максимову пришли Ольга Сергеевна Бавыкина и Настя Усачева. Пришли с предложением избрать новое правление и записали все это в протоколе.
— Существует он и так, колхоз-то,— сказал Максимов. — Урожай распределили, коровы и овцы — в Рысьих Выселках. За ними люди приглядывают, обряжают.
Староста сидел на лавке, большой и неуклюжий, бородатый, и руки его большие неподвижно лежали на коленях. В глазах не то испуг, не то удивление.
— Коров сберегли и уток даже, вот чем кормить будем?— Максимов вопросительно глядел на Бавыкину и ждал ответа.
— Часть скота партизанам сдать надо, на мясо,— предложила Ольга Сергеевна. — Заприходовать все корма и выдавать строго по норме.
— Так-то оно так.— Было не понять, соглашался или не соглашался с Бавыкиной староста, долго молчал, теребил бородку, потом спросил: — Где они, эти партизаны? Их что-то не слышно.
— Как же так, Поликарпыч! — глядела на него испытующе Ольга Сергеевна. — Партизаны действуют. И не так далеко от нашей деревни.
— Ах вот как! — староста заволновался. — Где же они объявились, эти партизаны?
— Секрет, Поликарпыч.
— Ну, раз секрет, скотину не сдам,— отрезал Максимов.— Вот придет Красная Армия — тогда и разговор другой...
— А если не придет в ближайшее время? И немцы пронюхают, где наша ферма, что тогда?
— Пускай забирают немцы. Расписку с них возьму.
— С той распиской ответ держать будешь перед Советской властью.
— Не пужай, не пужай. Если надо — отвечу. Скажу, что под угрозой сдал, что некому было сдавать.
— Сдавать есть кому. И Советская власть у нас действует. Где есть советские люди — там и власть Советская. А вот колхоз, как таковой, на сегодняшний день вроде бы и существует, а вроде бы и нет. Негоже так, Поликарпыч, надо все по закону оформить. Собрать актив и на нем избрать правление. А потом как правление решит — так и будем делать.
Максимов долго думал — взвешивал все «за» и «против». Дело не шуточное — колхоз в тылу врага, а ведь он тут, в деревне, староста. Узнают немцы — головы не сносить. Его первого и вздернут. А кому охота болтаться на веревке? Нет, пускай уж так, как оно есть. Работать артельно, никаких записей не производить, немцам, что потребуют, сдать, ну, а часть и партизанам можно подбросить. Только где они, эти партизаны? Днем с огнем не найдешь. Попрятались в лесах, видать, отсиживаются, словно те медведи в берлогах. Не ведь зимой медведь пускай там и отсыпается, не ест и не пьет, лапу сосет, но живой, и небось сердечко у него постукивает. А люди есть люди, тем более свои они, пожалеть их надо.
— Обождем малость, Ольга Сергеевна,— начал возражать Максимов. — Повременим до весны. Там, глядишь, солнышко припекать начнет, и партизаны в лесах начнут пошевеливаться, и Красная Армия подойдет. От Москвы фрицев, говоришь, шуганули?
— Прогнали с треском. А партизаны — они тут рядом, свои. И если ты, Поликарпыч, пойдешь супротив них — пеняй на себя.
— Опять начала пужать! У меня сыновья в Красной Армии,— уже сердясь, сказал Максимов. — Немцам пока ничего не дадим. А насчет колхоза — подумать надо, обмозговать подетально. Дай сроку дня два-три — подумаю.
На этом и порешили. А через неделю провели собрание актива, избрали правление. Председателем утвердили Максимова, заместителем — Бавыкину. Вошла в правление и Настя. Вела она первый подпольный протокол. Секретарствовала и на других заседаниях и все документы хранила в тайнике.
Колхоз «Заря» стал жить своей необычно тревожной трудовой жизнью. Бригадиры давали наряды колхозникам, Настя вела учет, к севу готовились семена. Партизанам были отправлены мясо и мука.
Двенадцать коров и двадцать четыре овцы были упрятаны в лесу, километрах в трех от деревни, в так называемых Рысьих Выселках. Там когда-то был хутор. Жили в том хуторе эстонцы-маслоделы, но лет десять назад выехали — и место запустело, стало обрастать кустарником. Жилых построек в Выселках не сохранилось, был лишь большой крытый сарай, в котором когда-то хранилось сено, уцелело и старенькое гумно да байнюшка. В сарае и гумне разместился скот, а в байнюшке жили скотницы.
Здесь же, в Выселках, зимовали и колхозные утки. Летом и осенью кормились в лесном озерце Никольском. У самого берега была сколочена временная птицеферма и тут же — сторожка для жилья.