Так она думала и незаметно под утро уснула. Проснулась, когда в окнах было светло — свет струился по стенам, тепло наполняло комнату радостью и покоем. В комнату заглянула Паня, проговорила:
— Вставай, вставай! Хватит валяться! И мне пора идти.
— Куда пойдешь одна? Может, мне с тобой? — спросила Настя.
— Нет, тебе нельзя,— сказала Паня. — Пойду. Пропуск у меня надежный, и люди надежные. Потолкуем и решим, что и как. А ты жди. Хозяйка чайку согреет, картошечки наварит. Ну, я пошла.
— Иди, иди, да смотри осторожней. Разузнай, что там с Паулем. За него душа изболелась — почти всю ночь не спала, все думала.
— Через часик приду, а может, и раньше,— и Паня выскочила из комнаты.
Настя осталась одна. Хозяйка ушла, ничего не сказав, поставила чайник на стол, краюшку хлеба положила.
И опять навалилось отчаяние, какая-то безысходность. Ходила из угла в угол и все думала, думала. Без Пауля она словно бы потерялась, что-то отломилось от нее самой.
Паня пришла с недобрыми вестями. Немецкий солдат, как сообщили ей верные друзья, схвачен ночью гестаповцами, а что с ним дальше произошло, неизвестно. Ищейки обыскивают дома, перекрыты все выходы из городка, кого-то ищут. Настя сразу догадалась, кого. Ищут ее, советскую разведчицу.
— Возможно, Пауля пытают,— сказала Паня и заплакала.— Что будем делать, Настенька? Что?
Настя не могла вымолвить и слова. Поняла, что случилась беда. С кем посоветоваться? Надо выручать человека, если он еще живой. В любой момент могут его расстрелять. Настя знала — в городе есть свои люди. У них только что побывала Паня, они что-то предпринимают и сделают все, что возможно сделать. Но не так-то просто вызволить пленника из лап фашистов. В гестаповских застенках крепкие замки — это было Насте хорошо известно.
— Нужно уходить из города,— поплакав, сказа Паня. — Поуляжется суматоха, найдем «окно» — и выскочим... Только дня два обождать надо. Спрятаться. Отсидеться в подвале или на чердаке. И рацию в землю закопать.
— Рацию? А сведения своим когда передадим? Ведь от нас ждут.
— А запеленгуют? Считай, крышка,— начала возражать Паня. — Они сейчас настороже. Всех на ноги подняли. Постараюсь передать, и этой же ночью рацию закопаем. На огороде. Я ящик на всякий случай приготовила, а сами уйдем, потихоньку, огородами. Согласна?
— Согласна.
Ночью они уже были в другом конце городка, на явочной квартире партизанского разведчика по кличке Стригун. Это был парень лет двадцати пяти, среднего роста, белокурый. Держался он просто, усадил разведчиц за стол и сразу сказал:
— Вот что, девочки. У меня оставаться нельзя. Абсолютно нельзя. Сейчас же пойдете. Я вас провожу надежным путем на окраину города. А там уж давайте сами, до ближнего леса недалеко. И до фронта рукой подать.
— А как же рация? — спросила Паня. — Мы закопали ее. Как же без рации явимся в штаб?
— Ничего,— успокоил Стригун. — Рация найдется, когда войска освободят городок.
— А Пауль, что с ним? — с тревогой спросила Настя.
— Пауль схвачен. Судьба его пока неизвестна.
— Нет, я не могу уйти до тех пор, пока не узнаю, что с Паулем. — Настя поднялась с табурета, почернела лицом, в глазах появились слезы. — Не могу! Не могу!
— Успокойся, Усачева. — Стригун понимал, как трудно потерять товарища, но почему заупрямилась, почему не хочет выйти туда, где свои, где спасение? В этом городке можно запросто погубить себя, да и не только себя, но и других. Рисковать нельзя.
— Я приказываю,— произнес Стригун,— приказываю покинуть город. Там ждут вас и примут решение, куда снова направить.
— А с Паулем как? — опять спросила Настя.
Стригун не ответил. Он просто не знал, жив Пауль или уже нет его в живых. Не мог ничего сказать.
Поздно ночью Настя и Паня были недалеко от линии фронта. Разведчицы стояли на опушке леса и терпением ждали того часа, когда нужно будет двинуться дальше. Это был самый опасный для них отрезок пути, всего каких-нибудь два километра — и там свои. Немного передохнув, пошли вдоль кромки леса, но лес был редкий и голый, продуваемый холодными ветрами. В неглубокой ложбине налетели на немецкий патруль. Часовой их остановил и приказал поднять руки. Настя с поднятыми руками подошла вплотную к немцу и по-немецки сказала: