— Знаете что, идите вон, — сказал я. — Вернетесь, когда будете готовы говорить предметно.
Тут девочка закусила губу.
— Я не хотела, чтобы он умер! — крикнула она. — Я хотела, чтобы он мне услуги всякие оказывал, помогал! Чтобы я тогда отца уговорила его усыновить, вот зачем!
— Браво, — вздохнул я. — Очень правдоподобное оправдание: признали часть вины, но не всю. Может, это и так. Может, нет. Но в результате я уже дважды водил Финна к целителю. Вы немедленно прекращаете — и все, что я сказал раньше, остается в силе.
— Я не такая плохая! — снова зарыдала Мелисса. — Не такая! Честное слово!
— Возможно, — снова кивнул я. — Но ведете вы так, будто у вас уже совсем нет совести и говорить с вами бесполезно. Еще и актерские способности демонстрируете. Так что вы уж извините, прежде чем поверить вам, я должен за вами как следует понаблюдать.
— Хорошо… — всхлипнула Мелисса. — Хорошо… я буду стараться… господин учитель.
— Так идите и старайтесь, — велел я. — А с Финном лучше пока разговаривайте поменьше. Я с ним еще сам побеседую, потом вы при мне ему подтвердите, что ваш отец никого и не собирался усыновлять.
— Но… он же тогда меня возненавидит!
— А вы как хотели? Такова цена мелкого интриганства.
Мелисса снова зарыдала.
В итоге я ее все-таки выпроводил, заручившись обещанием делать все, как я сказал, под угрозой дальнейших санкций.
Ну что ж… Не знаю, поможет ли это девочке, но, по крайней мере, Финн хотя бы перестанет сам себя травить Нежизнью — уже хорошо.
Кроме того, я надеялся, что положительно подействуют другие мои затеи — с физзарядкой и «кабинетом труда».
Да, кстати, физкультурную форму я для Маргариты достал. Хотел попросить Леу, чтобы она попросила Лиихну (как все сложно! но вопрос деликатный, так что иначе нельзя), чтобы та сказала ей, как пошить спортивный бюстгальтер. У Лиихны я такой видел, когда Иркан гонял их с Фиртаном на боевой тренировке: она занималась в этаком открытом топе и штанах. Однако потом хлопнул себя по лбу и пошел сразу к кастелянше Академии. Саму не застал, но ее помощница тут же выдала мне все необходимое, еще и извинилась.
— Прошу простить, я не подумала, что девочке в тринадцать лет такое нужно! Ей стоило самой обратиться.
— Девочка дворянка, не привыкла куда-то обращаться. Наверняка за ней всегда ухаживала какая-нибудь старая служанка… — пожал я плечами. Тут до меня дошло. — Скажите, а что, слуг не разрешается брать с собой в Академию? Ни у кого не вижу…
У меня-то с собой не было, но комната для слуг в квартире имелась.
— Ученикам — не разрешается, — сказала кастелянша, — а вы если хотите нанять горничную — то я знаю несколько девочек, которые хотят подзаработать.
— Да, нам бы пригодилась. Только постарше и не такую красивую, как вы, — попросил я. — А то жена будет ревновать.
— Ну вы и льстец, мессир! — засмеялась кастелянша. — Скажите, куда ей подходить, завтра пришлю кого-нибудь.
— Спасибо, — сказал я, и выдал ей мелкую серебряную монету в качестве чаевых.
Часть часов, предназначенных на «классное руководство», я стал с детьми проводить в нашей подвальной мастерской: брал их туда и заставлял работать с деревом и тканью, пока руками.
— Опытный некромант, — поучал их я, — может изменять мертвые волокна силой воли. Но для этого надо сначала как следует поработать с ними, проникнуться…
— Господин учитель, а не могли бы вы показать нам, как это? — тут же вылез Питер. — Я прежде не слышал, что у некромантов бывают такие возможности.
С подвохом спросил, ясное дело.
— А я и не умею, — спокойно сказал я. — Это умеет моя наставница, но она шла к этому очень долго. Возможно даже, этот фокус невозможно повторить, пока тебе нет ста или ста пятидесяти лет. Или дело в ее специфических способностях.
На самом деле Рагна сама точно не знала, может ли вообще живой некромант повторить ее выкрутасы с мебелью и одеждой — сама она не владела такими силами, пока была жива, и не знала тех, кто владел чем-то подобным. «Зов» мертвых растительных волокон довольно слабый — та же древесина в узком смысле вообще не была никогда по-настоящему живой, как и волокна хлопка, например. Возможно, «помехи» от собственного биологического тела живого некроманта в любом случае будут слишком сильны, чтобы это почуять! Или, может быть, ни у кого из них просто не было достаточно мотивации и свободного времени на медитацию.
«Мне невыносимо было видеть, как гниет и опадает прахом моя плоть. Я пыталась придумать маскировку — не для других даже, некому там было на меня смотреть, на болоте. В первую очередь для себя. И однажды получилось».
Но детям я таких подробностей рассказывать, ясное дело, не собирался.
Поэтому просто сказал:
— Даже если не знаешь точно, воспроизводим фокус или нет, складывать руки не стоит! Чем раньше начнешь, тем больше вероятность, что все получится! И в любом случае, уметь работать руками — крайне полезно. Если вас когда-нибудь занесет в мир, где нет магии, сможете и там прожить.
— Пф-ф, — пробормотал Питер. — Какова вероятность!..
— Вероятность довольно высокая, — заметил я. — Существуют миры Творца, не все они без магии, но есть и такие. А еще в некоторых развитых мирах делают артефакты или машины, которые позволяют блокировать магию на обширных территориях! — это я слышал от Рагны и Леу.
Д’Артаньян тоже смотрел недоверчиво — по-моему, эти двое решили, что я их обманываю, а мастерскую придумал для каких-то своих целей. Что ж, в каком-то смысле так оно и было. Я хотел поддержать у детей здоровый интерес к жизни и хорошее настроение, не допустить выгорания от тяжелой и сложной учебы — тем более, что практика в морге (на самом деле не в морге, трупы привозили в Академию специально для студентов) должна была начаться уже с нового года.
А в этой ситуации выполнение сравнительно простых задач, которые приносят видимый, зримый, осязаемый и практичный результат, очень дорогого стоит!
Но, правда, сколько мне бумажек пришлось заполнить ради этой мастерской — вспомнить страшно!
Вот, кстати, с бумажками. Вижу, что я ничего не рассказал о бюрократии в Академии — а она имелась. Еще как! К счастью, ее было не больше, чем в постсоветской российской школе в середине десятых, когда я преподавал — но это уже сам по себе охрененно высокий уровень на самом-то деле! Здесь от меня не требовали планов уроков, например, и даже классного журнала, зато требовали отчета об индивидуальной успеваемости каждого из учеников; плюс нужно было расписываться во множестве ведомостей, отчетах о проведении техники безопасности и т.д.
В общем, к концу первой недели я привык ко всему этому достаточно, что начал выкраивать время на посидеть в библиотеке — собственно, что и было моей основной целью с самого начала!
А библиотека Академии ожидаемо впечатляла.
Нет, не настолько, как Пратчеттовская Библиотека Незримого университета — в такую, пожалуй, я бы заходить поостерегся. Но это оказалось действительно огромное собрание книг, самое большое, какое мне пока доводилось видеть в этом мире. Каменные залы с высокими стрельчатыми окнами, высоченные стеллажи под потолок, на которых закреплены специальные лестницы, каталожные шкафы, которые сами по себе занимают отдельный зал… Да, к счастью, здесь имелась почти привычная мне система библиотечного кодирования — я вздохнул с облегчением, потому что иначе, небось, пришлось бы ждать по полдня, пока библиотекари разыщут мне нужную книгу!
Столы для работы тут тоже имелись, совсем как в современных мне библиотеках — и в большом количестве. А вот книги на руки не выдавались. Совсем. Никак. Даже преподавателям.
— Раньше мы, конечно, позволяли забирать книги тем преподавателям, что живут на территории Академии, — сказал мне пожилой библиотекарь, как две капли воды похожий на архивариуса из Паланы. — Но после того, как этот неназываемый господин с некромантского факультета удрал с редчайшим томом о минеральной истории королевства, Ученый совет запретил выдачу фолиантов, кроме методических пособий, которые имеются в библиотеке в большом количестве! И это тот редкий случай, когда я с ним полностью согласен.