– Меня будут искать, – объяснила я.
– Это быстрая машина, – ответил он. – Я мог бы увезти тебя отсюда.
Он явно хотел мне помочь, но я внезапно поняла, что это мне надо помочь ему не наделать глупостей.
– Спасибо, – сказала я ему. – Спасибо за предложение. Это очень мило с твоей стороны.
– Неужели ты не хочешь уехать отсюда? – наклонился он ко мне. – Мы могли бы отправиться в Англию.
– В Англию? – переспросила я, вообще не понимая, при чем тут Англия. – Я не могу взять и уехать в Англию.
– Ты могла бы работать гувернанткой, – предложил он.
Секунд десять я пыталась представить себе ту жизнь, где я сажусь в красную машину Джима Уотсона, машина срывается с места и мы несемся в аэропорт. Дальше было сложнее. Я плохо себе представляла жизнь гувернантки. Я вообще всю эту жизнь после побега плохо себе представляла. То ли дело обитые кожзамом кресла, решетки на окнах и дребезжание звонка перед тем, как открывается дверь дежурки, – тут ничего представлять не надо, все очень ясно и понятно.
– Сейчас я здесь, Джим, – сказала я. – И мне кажется, я должна здесь остаться.
– Хорошо.
Похоже, он совершенно не обиделся. Напоследок он окинул гостиную взглядом и покачал головой.
Я осталась возле окна. Я осталась у окна. Через несколько минут я увидела, как он садится в свою красную машину и уезжает, оставляя за собой белые клубы «спортивного» выхлопа. Я направилась обратно в рекреационную в надежде застать там Лизу.
– Привет, Лиза, – радостно сказала я.
Лиза промычала что-то нечленораздельное в ответ. Я уселась рядом с нею, и мы уставились в телевизор.
Политика
В нашем параллельном мире зачастую случалось то, что за стенами больницы еще не произошло. И когда оно наконец-то происходило там, мы уже не удивлялись, ведь мы уже пережили это событие в том или ином виде. История устраивала для нас репетицию, словно режиссер, который сначала проводит прогон нового спектакля для провинциальной публики в каком-нибудь Нью-Хейвене и только потом показывает его в Нью-Йорке.
Возьмите хотя бы историю про джорджининого парня Уэйда и сахар.
Познакомились они в столовой. Уэйд был смуглым и симпатичным, но выглядел он при этом совершенно заурядным американским парнем. Зато ярости в нем было столько, что устоять было невозможно. Джорджина говорила, что все дело в его отце.
– Папа у него шпион, а Уэйда бесит, что он никогда не станет таким же крутым, как отец.
Отец Уэйда интересовал меня куда больше, чем уэйдовы комплексы.
– Наш шпион? – уточнила я.
– Разумеется, – ответила мне Джорджина, но дальше распространяться не стала.
Уэйд с Джорджиной садились на пол в нашей палате и шептались. Я была третьей лишней, и потому, как правило, оставляла их наедине. Но как-то раз я решила никуда не уходить и разузнать побольше об отце Уэйда.
Уэйд обожал про него рассказывать.
– Он живет в Майами, ему там до Кубы рукой подать. Он принимал участие во вторжении на Кубу, убил там несколько десятков человек, причем голыми руками. А еще он знает, кто на самом деле убил Кеннеди.
– Это он его убил? – спросила я.
– Вряд ли, – ответил Уэйд.
Фамилия Уэйда была Баркер.
Честно говоря, я не верила ни единому слову из рассказов Уэйда. Как ни крути, он был безумным семнадцатилетним парнем, к тому же настолько буйным, что без помощи пары сильных санитаров было временами не обойтись. В этом случае ему запрещали покидать пределы мужского отделения и не пускали к нему Джорджину. Ему обычно хватало недели, чтобы угомониться, тогда запрет снимали, и он снова мог заходить к нам и сидеть на полу.
Из всех отцовских друзей самое сильное впечатление на Уэйда производили Лидди и Хант. «Эти типы способны на все», – говорил он. Судя по тому, насколько часто он это говорил, Лидди с Хантом не на шутку его беспокоили.
Джорджине не нравилось, что я лезу к Уэйду с расспросами, и она демонстративно меня игнорировала, когда я подсаживалась к ним на пол. Но сдержать я себя не могла:
– На что способны? – допытывалась я. – Что они такого могут сделать?
– Я не могу раскрывать эту информацию, – сухо отвечал Уэйд.
У Уэйда вскоре начался очередной буйный период, на этот раз он растянулся на несколько недель.
Оставшись на время без визитов Уэйда, Джорджина совершенно не понимала, чем себя занять. Часть вины за его отсутствие лежала на мне, и поэтому я постоянно что-нибудь придумывала. «Давай переставим мебель в комнате, – предлагала я. – Давай сыграем в скрэббл, или давай приготовим что-нибудь вкусненькое».
Идея приготовить что-нибудь вкусненькое ее заинтересовала.