Понятно, я рисковал, может, по мнению некоторых моих товарищей, ненужно рисковал, высказывались потом такие суждения при разборе операции.
Только взяв с собой Наубанова и Ахмет-ходжу, я имел возможность на деле проверить их причастность к банде Богомбаевых или отмести от обманутого и принужденного какие бы то ни было подозрения. Стоило ради этого рисковать? По-моему, да.
Я повалился в постель, как в омут. И проснулся от того, что Вася тер мне уши, стараясь разбудить. В исподнем выскочил в темноте еще из барака и до пояса обтерся снегом на леденящем ветру. Лишь тогда почувствовал себя бодрым. В караулке мы поели копченого усача, жирного, прозрачного и вкусного, напились до отвала крепкого чая.
Пришел Орозов.
— Самолет ждет.
— Далеко до аэродрома, да и откуда у вас самолет?
— Сани мы зовем «самолетом»! — улыбнулся командир. — Мы их сами сконструировали и сделали из дюраля. Да вы не хмурьтесь, товарищ подполковник, сани, право, самолет. Скорость до семидесяти километров в час. Кучером у вас будет капитан-артиллерист, серьезный лошадник. Он никого к вороным не подпускает. Я думаю, он вас за два с половиной часа в Тасарал по льду домчит.
Спорить не приходилось.
У дверей караулки стояло странное сооружение, действительно похожее на самолет братьев Райт, без крыльев вдобавок. Два широких матово поблескивающих полоза, скрепленных двумя дугами, тоже из дюраля и пять сиденьиц-жердочек. Но пара вороных была выше изумления. Тысячи коней я перевидал в своей жизни, до и после них, но таких мне больше не встречалось.
— Элита! — сказал капитан-артиллерист. — Иноходцы!
Разместились позади и чуть повыше молчаливого, потемневшего лицом Таукэ и Ахмет-ходжи в его непомерном тулупе.
Мы съехали на серый лед озера, капитан пустил коней во весь опор.
Я сидел слева и видел высокие обрывистые берега, изрезанные бухточками и заливами. Обнаженные, то желтые, то скалистые, темные, они плыли мимо вроде бы медленно, не спеша, то приближаясь, то удаляясь от нас. Ощущение быстроты движения создавали снежные наметы на льду. На них сани подскакивали, бухали в сугроб с гудящим барабанным звуком. Мы то и дело меняли курс, словно шли галсами под парусами. Особенно широкие полосы снега капитан объезжал. Под ними ледяной покров озера мог истончиться, расплавленный теплыми глубинными водами под шубой сугроба. Кое-где на ледяной поверхности громоздились торосы, похожие на друзы сверкающих под солнцем кристаллов.
Северный ветер срывался с береговых откосов, будто с трамплина. Порывы били с маха, и видно было, как в тех местах, где они ударяли о поверхность, завивались призрачные белые буруны и смерчи. Изредка напор летящего воздуха бывал настолько силен, что сдувал сани вбок и лошадям приходилось скакать в стороне от них. Мы чувствовали себя под ветром раздетыми, нагими и деревенели.
Вдруг за каким-то острым высоким мысом-утюгом стало гихо. Я попробовал вздохнуть глубже, да сведенные судорогой холода мышцы не позволяли.
Капитан остановил сани.
— Что случилось? — спросил я, с трудом шевеля онемевшими губами.
— Встречный ветер идет. Боюсь, торошение начнется. Придется жаться к берегу. Правда, можно переждать.
— Мы опоздаем к поезду, капитан, — процедил Таукэ.
И капитан снова пустил коней, держась под берегом.
Первый ледяной взрыв раздался у меня за спиной минут через двадцать. Тягучий гул и тяжкий удар, он ощутился и под нами. Скрежещущий стон слышался во льду и после громового раската. То был дальний взрыв.
Кони пошли еще быстрее.
Не выношу опасности за спиной Я кое-как повернулся на жердочке сиденья и стал смотреть в сторону озера. Оно блестело на солнце ледяными пролысинами, дальний берег таял в слитном сверкании снегов. Тут я заметил: кажущаяся ровной поверхность льда неровна. Она колеблется волнами непомерной ширины. Или почудилось мне?
Вроде нет. И тут на гребне такой «волны» упругий лед вспучился, заискрил вздыбившимся торосом.
Прежде чем мы услышали взрыв, снова скрежеще-стонущий, утробный и ноющий в то же время звук, вызывающий в груди ощущение зубной боли, возник во льду.
А потом ударил пушечный выстрел.
Заржали, взыграв, и понесли вороные. Они заскакали, вразнобой колотя что есть мочи копытами лед, выкатив налитые кровью глаза, и кровавая пена срывалась с их губ.
Капитан, опершись в передок валенком и ботинком протеза, натянул вожжи так, что совсем завалился на нас. Тогда лишь кони, храпя, замедлили скок, перешли на иноходь, немного успокоились.