— Да, ты! Вынул ствол и давай им махать!
У меня ум зашел за разум, крепко зацепился, и я понял, что они уже не расплетутся ни за что.
— Я! Ствол! — только и пробормотал я.
- Все вы мужики — скоты! Вам бы только нажраться! А после этого еще драку устроить! Нет, ну почему нельзя выпить рюмку водки и сидеть весь вечер под легким кайфом? Почему обязательно надо вылакать по литру?
Я пожал плечами. Этому загадочному народному явлению не могут найти объяснение даже ученые с мировыми именами, куда уж мне со своим скудным высшим образованием! Почему нормальные вроде бы люди пьют водку, пока она не кончается, почему идут за ней еще, когда уже выпито столько, сколько не каждая лошадь выпьет воды, почему пьют до степени полного отрешения от действительности — на все эти вопросы никто никогда не ответит, даже если ему подарить в пользование целый научный институт? И я попытался найти свою причину.
— Так жажда! Пить хотелось. Вода безвкусная, пепси сладкий, чай горячий, кофе горький. Как ни крути, кроме водки больше пить нечего.
Она поморщилась и опять сделала рвотное движение, прикрывая ладонью рот.
— Слушай, надоело тут с тобой заниматься воспоминаниями. Давай как-то выбираться отсюда! Не до вечера же лежать!
— Да, конечно, надо выбираться отсюда, — согласился я. — Кто первый пойдет?
— Ты! — без малейших колебаний высказалась она.
Я был не против. Мне тоже надоело лежать и заниматься пустым терзанием моей окончательно сдвинутой по фазе памяти, в которой не осталось ничего реального и здравого. Одни смутные обрывки каких-то неясных образов.
— Ладно! — согласился я. — Сейчас завернусь в одеяло и вылезу.
Я потянул на себя одеяло, но она вцепилась в край обеими руками. Видно, не хотела терять последнюю одежду. Согласен, в ее положении это была единственная защита слабого, подверженного всяческим соблазнам, тела.
— Ага! А я останусь тут лежать, как голая дура! — возмутилась она. — Лучше я завернусь в одеяло.
И начала стягивать одеяло с меня. Я почувствовал, что сейчас предстану перед ней во всем своем естестве, и мне стало не по себе. Странно, никогда не был таким стеснительным. Но сейчас на меня повлияло общее напряженное состояние. На всякий случай я тоже ухватился за край одеяла и потянул его на себя.
-Как-то не хочется быть голым дураком, — резонно заметил я.
Девушка горько вздохнула и посмотрела на меня чистым невинным взглядом, от которого у меня побежали мурашки по спине. Я понял, что сейчас она вцепится мне зубами в глотку, если я не отдам ей эту большую измятую и порванную в некоторых местах толстую шерстяную тряпку.
— У тебя есть третий вариант? — холодно поинтересовалась она.
— Нет, — честно признался я. -Мне и здесь хорошо!
— Полныйабзац! — не на шутку возмутилась она. — Может, мы еще этим делом займемся? Знаешь, с меня хватит! Я хочу одеться и уйти. Больше ничего!
Я пожал плечами и гордо сложил руки на груди.
— Уходи, я тебя не держу.
А что еще я мог ей предложить?
Онаприподнялась на локте,прикрыв грудь одеялом, и хотела вылезти из постели, перешагнув через меня, но не решилась. Гордость взяла свое, ведь я продолжал нагло на нее смотреть. Черт его знает, но у меня тоже взыграли остатки гордости, и я решил не сдаваться. Все-таки задевает самолюбие, когда тебя вышвыривают из постели. Пускай даже чужой.
- Может, ты хоть глаза закроешь? — предложила она.
— Ладно, закрою, — согласился я. Мне не трудно глаза закрыть, тем более что они закрываются сами собой. Да еще голова болит, как треснутый чугунок, особенно в задней части, где выросла шишка. Наверное, кто-то здорово врезал мне по башке чем-то тяжелым. Но вот кто и за что? И про какой такой пистолет говорит эта растрепанная красотка?
— Ну, давай, закрывай! — приказала она.
— Когда ты будешь вылезать, я закрою, — пообещал я.
Девушкаснова попыталась вылезти из постели, спустив одеяло ниже дозволенного приличиями, но я продолжал смотреть на нее. Просто не мог оторвать глаз, до чего она была хороша.
— Достал! — крикнула она. — Уберешься ты отсюда или нет? Я уже не могу здесь лежать! Не могу! Понял? Меня сейчас вырвет! — она опять сделала рвотное движение. -Напоили меня этой проклятой водкой! Если ты сейчас не свалишь, я наблюю тебе на голову!
Пожалуй, она может исполнить свою угрозу. Чем черт не шутит! Придется все-таки вылезти, хотя мне этого и не хочется. Она мне понравилась, эта бойкая девушка, и глупо оставлять ее одну. Но если женщина просит…
— Ладно, отвернись к стене, я вылезаю.
— О, Господи, наконец-то!
Она отвернулась к стене.
Я вылез из постели, подошел к креслу и стал рыться в одежде. Вся она была какая-то чужая, не моя, я не узнавал среди вещей своих, и это ввело меня в крайнее недоумение. Отчего это произошло, интересно? Может быть, я раздевался где-то в другом месте? А потом в голом виде был доставлен в постель. И тут меня пронзила догадка. Ну конечно, это не я раздевался, а меня раздевали где-то в другом месте, когда я находился в полной отключке, а потом перенесли в эту комнату и положили в постель, как бревно. Именно поэтому я ничего не помню. Возможно, и с девушкой проделали точно такую же операцию. Ладно, потом как-нибудь выясним, кто это сделал. Главное, сейчас убраться отсюда!
Чужие трусы мне надевать не хотелось из чувства брезгливости, поэтому я сразу натянул на голое тело какие-то брюки темно-синего цвета в полосочку, но они оказались немного велики. Пришлось стянуть их ремнем на животе.
— Это чужие брюки, — пробормотал я. — А где мои?
— Не знаю! — крикнула девушка. — Надевай, что есть, и проваливай!
Несмотря на все ее очарование, она была на редкость груба.
Я порылся в карманах, вынул несколько мятых купюр разного достоинства и какой-то ключ. Повертел его в руках, напряженно вспоминая, что это за ключ и от чего он. Но не успел вспомнить, как снова услышал истошный крик.
-Да уберешься ты, наконец, или нет! — нетерпеливо крикнула эта бестия.
— Да, сейчас! — Я сунул ключ в карман и заметил: — А женской одежды здесь вообще нет!
— Она в ванной! — крикнула девушка, явно теряя последнее терпение. — Меня там раздевали!
— Кто раздевал? — попытался выяснить я. Мне все еще хотелось восстановить нормальную работу памяти, а девушке явно хотелось освежиться. Наши желания вошли в противоречие друг с другом и могли перерасти в небольшую потасовку. Но поскольку я с женщинами драться не умею, то мне пришлось бы сразу лечь на лопатки.
— Не знаю! — крикнула она. — Может, ты и раздевал!
Вот те раз! Значит, ее раздевал все-таки я. Тогда кто же раздевал меня? Наверное, она. Но почему я не помню такого занимательного эпизода в своей биографии?
Я накинул на плечи какую-то рубашку противного зеленого цвета, всунул руки в рукава. Рубашка оказалась мала. Тем лучше. Пришлось снять ее и надеть другую, светло-желтую, правда, не первой свежести. На сей раз рубашка оказалась как раз. Я завернул рукава, заправил ее в брюки. Надевать галстук, который подвернулся под руку в куче вещей, уже не было ни времени, ни желания. Я только достал из кучи какой-то непрезентабельный пиджак темно-синего цвета в полосочку, наверное от тех самых брюк, и с отвращением напялил его на себя. Пиджак оказался немного великоват в плечах. Так что наверняка этот костюм не мой. Хотя я выглядел в нем довольно сносно. Все равно сейчас выбирать не приходилось. Напоследок я натянул на ноги чьи-то несвежие носки. И откуда только здесь взялась эта куча одежды? Наверное, хозяин этой квартиры, тот, кто оставил нас с девушкой предаваться радостям в постели, не очень заботится о своей одежде и держит ее в таком наваленном виде. Но почему среди этих вещей я не узнал ни одной своей, вот интересно?
Все, я могу выходить из комнаты. Оставаться опасно, разгневанная женщина страшнее черта. В гневе она может даже убить ненароком. Не будем доводить ее до крайности.