— Конечно, мистер Харвелл помог бы вам…
— Я не могу попросить у него ни пенса, — сказал мистер Уоррен. — Я просил у него деньги в течение года — довольно крупные суммы, леди Питер, и почти ежедневно, пока не надоел ему, пока даже его великодушие не оказалось исчерпанным, и он начал спрашивать, зачем мне деньги. Я был вынужден врать и рассказывать о проигрышах на скачках, в карты и даже сказать, что у меня вытащили кошелёк на улице. А теперь, когда Розамунда мертва, зачем это ему? Когда она была жива, я мог успокоить свою совесть, леди Питер, потому что всё это было ради неё. Это не моя вина, что я потерял всё и не мог защитить её сам. И Лоуренс никогда не попрекнул бы меня деньгами, знай он, что они идут на её защиту.
— Её защиту? — переспросила Харриет. — От чего?
— Жестокости, — сказал он. — Смерти. Они угрожали изуродовать или убить её.
— Вы утверждаете, что кто-то вас шантажировал?
— О, леди Питер. Я так боялся! А теперь худшее уже случилось, и я не знаю, что делать!
— Вы обязательно должны пойти в полицию, — твёрдо сказала Харриет.
Он замолчал. Он просто тихо сидел перед ней, погасив сигарету и наклонив голову. Харриет быстро взвесила ситуацию. Что же такого могло с ним случиться, пойди он в полицию, чтобы он наотрез отказывался это делать в сложившихся обстоятельствах? Отделение полиции, как она слишком хорошо помнила, является весьма неприятным местом, если вас в чём-то обвиняют, но в этой стране быть жертвой шантажа — это ещё не преступление.
— Они сказали, что убьют меня, если я пойду в полицию. Они сказали, что меня увидят в полиции и дадут им знать…
Вот так.
— Мистер Уоррен, я думаю, лучшее, что мы можем сделать, это попросить старшего инспектора Паркера приехать сюда, — сказала она. — Ваши мучители не могут следить за этим домом.
— Как скажете, — пробормотал он.
Харриет вышла из комнаты, направляясь к телефону, и столкнулась на лестнице с Питером.
— Питер! Никогда не была так рада видеть тебя, как сейчас! — воскликнула она.
— Что случилось?
Харриет быстро рассказала ему.
— Гмм! — сказал он. — Вот и ещё одна спящая собака. Что ж, ты совершенно права, нужно заполучить сюда Чарльза как можно скорее. Надеюсь, он не вернулся назад в Хэмптон сразу же после нашей встречи. Пойди и посиди ещё пару минут со старым Уорреном, а я позвоню в Скотланд-Ярд и присоединюсь к вам. Выдержишь?
— Это самое малое, что я могу сделать, — сказала она. — Но не задерживайся.
Выяснилось, что мистер Уоррен голоден и не выспался, поэтому ему подали ланч и отправили в спальню, чтобы он отдохнул перед прибытием Чарльза, который действительно уехал в Хэмптон. Бантера привлекли, чтобы побрить старика и немного привести его в порядок, и, когда он присоединился к старшему инспектору и Питеру в небольшом кабинете Питера, он выглядел более уравновешенным и спокойным.
— Я так понимаю, что вы хотели сделать заявление, сэр, — сказал Чарльз.
— Да, — сказал мистер Уоррен. — То есть, я сделаю его, если будет присутствовать лорд Питер. На своей шкуре я узнал, как легко исказить невинные слова признания. Действительно, если бы мои слова не исказил недобросовестный полицейский, моя дочь была бы сейчас жива. — Его голос задрожал.
— Постарайтесь держать себя в руках, мистер Уоррен, — сказал Питер. — Старший инспектор Паркер — превосходный человек, и, конечно, не извратит ваших слов. Можете мне поверить.
— Но вы останетесь? Вы не оставите меня с ним одного?
— Если вы хотите, я останусь.
— Начните с самого начала, — сказал Паркер.
— Эта ужасная тюрьма, — сказал Уоррен. — Там были ужасные люди. Я знаю, что заслужил какое-то наказание, но не быть помещённым среди таких людей! Я очень боялся почти всё время. Это жестокие люди, лорд Питер. Способные на всё.
— И кто-то конкретный?
— Я виню себя, потому что сам заговорил о дочери в подобной компании, но тянулись долгие часы, которые нужно было чем-то заполнить, и обитатели камеры действительно рассказывали другим, за что сюда попали, о своих семьях и прошлой жизни. У меня была фотография Розамунды, которую я показывал всем. Я так ею гордился. Она была такой красивой…
— Таким образом, довольно многие из ваших сокамерников знали, что Розамунда — ваша дочь?
— Понимаете, в то время я об этом не думал. Затем, когда она вышла замуж, она, конечно была во всех газетах. Её фотография оказалась на первой полосе «Ежедневного Вопля», «Таймс», и… Я думал, что с нашими проблемами покончено. И мой зять так хорошо ко мне относился. Он — настоящий джентльмен. Щедр к падшему.
— Что произошло затем?
— Появился ужасный человек. Некто, с кем я познакомился в тюрьме. Он следил за моим домом в Бичингтоне и подошел ко мне. И он сказал… он сказал… — Мистер Уоррен сделал паузу, чтобы взять себя в руки. — Он потребовал денег. Пятьсот фунтов. Иначе они добрались бы до бедняжки Розамунды.
— Что вы сделали? — спросил Питер.
— Конечно, заплатил ему. Я слишком хорошо знал, на что способны подобные люди. Я снял все свои небольшие сбережения. Я сказал ему, что это всё, что у меня есть.
— Но это его, конечно, не остановило, — с отвращением сказал Питер.
— Нет, не остановило. Когда он вернулся, я сказал, что больше не могу заплатить ни пенса, а он заявил, что я, конечно, могу найти деньги при таком-то богатом зяте. А если я не найду… Таким образом, я стал просить деньги у Лоуренса.
— Сколько вы у него брали, сэр? — спросил Чарльз.
— Пятьдесят фунтов. Иногда сто. Это продолжалось и продолжалось. Мне приходилось придумывать причины. Я притворился, что потерял деньги на лошадях, потому что для Лоуренса, казалось, это было понятно. Я продал все свои небольшие сувениры из прошлой жизни. Я продал обручальное кольцо своей бедной умершей жены, но это было ради Розамунды, и она простит меня. Становилось всё труднее. Я продолжал приезжать в Лондон, хотя был уверен, что Розамунде хотелось побыть наедине с мужем — это ведь так естественно, правда? — конечно, она никогда об этом не говорила. Просто в Лондоне я чувствовал себя в безопасности. Они не могли пробраться в квартиру на Парк-Лейн со всеми этими швейцарами в вестибюле. Конечно, в квартире Розамунда также была в безопасности, но она так много гуляла, ходила по магазинам, в театр и…
— Вы только что сказали «они», — заметил Уимзи. — Значит, был не один?
— У него был здоровый высокий друг, — печально сказал Уоррен.
— Вы не говорили мистеру Харвеллу о том, что происходило? — спросил Чарльз.
— Я боялся, что он перестанет давать мне деньги, если узнает. Он пойдёт прямо в полицию.
— И они угрожали вам ужасными последствиями, если кто-нибудь пойдёт в полицию, — вздохнул Чарльз. — Ваша дочь знала об этом?
— Нет! — воскликнул Уоррен. — Как я мог сказать ей подобные вещи? Она думала, что с прошлым покончено, и сейчас она в безопасности, в богатстве и комфорте. Ей очень неприятно было иметь отца-арестанта, хотя она всегда поддерживала меня. Как я мог сказать ей, что мои прошлые грехи не отпускают?
— Хорошо, сэр. Таким образом, никто не знал, кроме вас?
— Никто. И самое ужасное, что, когда они приходили в последний раз, я ничего им не дал. У меня просто ничего не было. В последний раз, когда я попросил у Лоуренса денег, он сказал: «Постарайтесь растянуть их, папаша, потому что я буду немного стеснён некоторое время». Поэтому я оказался в безвыходном положении. А они очень рассердились.
— Поэтому, когда вы услышали, что Розамунда подверглась нападению… — сказал Чарльз.
— Я знал, что это они. Да.
— Мы должны знать, кто они.
— Но в этом-то и проблема! Я не знаю! Вы же не думаете, что они назвали мне свои настоящие имена и адреса?
— Хорошо, сэр, не волнуйтесь, — сказал Чарльз. — Просто расскажите нам всё, что вы о них знаете. Что-нибудь, что поможет нам их найти. Они угрожали вам в письмах? Вы сохранили какую-нибудь записку?
— Они только приходили и разговаривали со мной, — сказал Уоррен. — Всё устно.