— В прошлом.
— Да. Значит, тебе можно работать по выходным...
— Поехать отдыхать с девочками вовсе не значит работать!
— Вот как?
— Что вы будете там делать?
— Понятия не имею. Мы еще не вдавались в детали. Я же сказала тебе — Джейн и Эдди тоже замужем. Им тоже сперва надо поговорить с мужьями. Господи, в конце-то концов, речь идет о каких-то жалких двух-трех днях, а не о двух месяцах в деревне!
— Ты сказала: «На выходные».
— Или на несколько дней среди недели. Я же не знала, что ты так расстроишься.
— И вовсе я не расстроился.
— По тебе видно. Ну ладно, все. Я скажу, что не могу...
— Ну конечно, выставь меня домашним тираном.
— Майкл, ну что с тобой?
— Все остальные мужья скажут: «Конечно, дорогая, езжай хоть в Токио на месяц, я не против». И только крепостник Майкл устраивает скандал.
— В конце концов все это не так уж важно, — сказала она. — Проехали. Я скажу им...
— Нет, зачем же, езжай. Только предупреди меня...
— И не подумаю...
— ...заранее, чтобы я заказал обеды в китайском ресторане.
Сара не знала, что ей делать: поймать его на слове или отступиться, пока не поздно. Сердце стучало, как молот о наковальню. Она ведь даже ни разу не намекнула Эндрю, что, возможно, сумеет вырваться на несколько дней, а все оказалось так просто. Последняя полудетская жалоба Майкла заставила ее почувствовать себя расчетливой и мерзкой шлюхой. «Откажись, — уговаривала она себя. — Скажи ему, что передумала. Сейчас же, сию минуту». Но мысль о том, как они с Эндрю поедут куда-нибудь в Новую Англию, найдут тихую маленькую гостиницу и пробудут там целых два или даже три дня...
— Все дело в том, что я буду скучать по тебе, — объяснил Майкл, а затем чмокнул ее в щеку и выключил свет.
Лежа в темноте с открытыми глазами, Сара спрашивала себя: «Кем же я стала?»
Она долго-долго не могла заснуть.
В девять часов теплым весенним вечером четвертого мая в квартире Уэллесов зазвонил телефон. После второго гудка трубку взял Майкл.
— Алло? — спросил он.
Какой-то щелчок.
— Алло? — переспросил он.
Тишина.
Он раздраженно посмотрел на трубку и положил ее на место.
— Кто там, милый? — крикнула Сара из другой комнаты.
— Не отвечают, — сказал Майкл.
Она сразу поняла, что звонил Эндрю. Он вернулся.
Она продолжала смотреть в книгу. Слова бессмысленно теснились на странице, мозг отказывался улавливать между ними хоть какую-то связь. Ей необходимо выбраться из дому, добежать до ближайшего телефона. Но не сразу после звонка. «Выжди время», — приказала она себе и третий раз подряд принялась читать один и тот же абзац. Двадцать минут десятого она спросила:
— Хочешь холодного йогурта?
— Не очень, — ответил Майкл.
— Тогда, если ты не возражаешь, я схожу вниз и куплю себе.
— По-моему, в морозилке есть.
— Я хочу слабо замороженный.
Сара встала, заложила книгу закладкой, не спеша положила томик на кофейный стол. Ей казалось, что все вокруг происходит как в замедленной съемке. Она открыла кошелек удостовериться, что у нее достаточно четвертаков для автомата, — иначе пришлось бы доставать их из баночки на кухне; среди мелочи виднелись и четвертаки — все в порядке. Она захлопнула кошелек со щелчком, показавшимся ей громче пушечного выстрела, уложила его обратно в сумочку, сумочку повесила через плечо и сказала:
— Я на минутку.
— Может, я...
— Нет, ни в коем случае! — испугалась она.
— ...тоже не откажусь, — сказал он. — С обезжиренным голландским шоколадом, если у них такой есть. Или любой другой.
— Но обезжиренный, да?
— Да.
— Хорошо. Сейчас вернусь.
Веди себя естественно. Не говори ни о чем. Просто уходи, и все. Взялась за ручку. Открыла дверь. Вышла в прихожую. Закрыла дверь. Замок щелкнул. Не торопись, иди медленно, медленно, медленно к лифту. Вызвала лифт. Вот он с грохотом поднимается по шахте. Разъехались в стороны двери. Вошла. Теперь нажать кнопку первого этажа. Двери закрылись, лифт поехал вниз.
Она расслабилась только у кофейной лавки на углу Семьдесят восьмой и Лекса.
— Привет, — сказала она. — Это я.
— Сара! Боже, как я соскучился по тебе!
— Ты вернулся.
— Да, вернулся. Ты поняла, что я звонил?
— Да.
— Где ты?
— Рядом с домом. Я придумала повод выйти.
— Как насчет завтра?
— Нормально.
— Билли будет ждать. В обычное время.
— Хорошо.
— Не знаю, как и дождусь.
— Я тоже. Как бы мне хотелось сейчас оказаться с тобой.
— И мне тоже.
— Я люблю тебя, Эндрю.
— И я люблю тебя, Сара.
— До завтра.
— До завтра.
Они одновременно повесили трубки.
Записывающее устройство отметило длительность разговора — двадцать три секунды. Детектив первого класса Джерри Мэндел взял ручку и записал имя звонившей — Сара.
В то же самое время, в квартале от Мэндела, детектив первого класса Фредди Култер, одетый в робу монтера, откручивал пластинку с фонарного столба на углу Мотт-стрит и Брум-стрит. Он уже вмонтировал видеокамеру в тележку для передвижной торговли «хот-догами», которая встанет на дежурство с завтрашнего утра. Теперь ему требовался источник питания.
Питание — всегда самое важное. Надо либо проложить свой собственный провод, либо к чему-нибудь подключиться. Скажем, можно установить аккумулятор от катера или автомобиля внутрь тележки, и его хватит на какое-то время, но рано или поздно его придется менять. Лучше избегать подобных проблем. Он подключился к проводам внутри столба, затем поставил на место старой новую пластину, в которой имелась выемка для дополнительного провода.
Затем он спрятал вывод провода под клинообразным куском дерева, раскрашенным для солидности желтыми и белыми полосами, собрал инструменты и пошел прочь, зная, что завтра утром, в десять часов, на этом углу встанет тележка продавца «хот-догов», и полиция получит изображение любого, кто войдет в голубую дверь напротив.
К половине пятого в среду, пятого мая, у детектива третьего класса Грегори Аннунциато появились опасения, что вся затея провалилась. Начиная с десяти утра он продал множество «хот-догов», но у него все-таки несколько другая задача.
На Аннунциато, поверх клетчатой футболки и вельветовых брюк, красовался белый, забрызганный горчицей фартук, отлично скрывавший кобуру с револьвером на поясе. Из-за курчавых черных волос и темно-карих глаз многие покупатели интересовались, не итальянец ли он. Когда он отвечал утвердительно — хотя на самом деле родился в Бруклине, — они неизменно переходили на итальянский и, насколько ему удавалось разобрать почти незнакомый язык, сообщали, какие вкусные у него «хот-доги» и как хорошо, что он начал здесь торговать, потому что обычно тут никого не бывает. Аннунциато не отводил глаз от голубой двери. В шестнадцать тридцать три на улицу заехал черный представительский «линкольн» и остановился на той же стороне улицы, что и тележка Аннунциато, метрах в десяти от него. Из машины вышла привлекательная блондинка в сером костюме, с атташе-кейсом и серой кожаной сумкой через плечо, что-то сказала водителю и захлопнула за собой дверцу. Когда она двинулась через улицу по направлению к голубой двери, Аннунциато нажал на кнопку, включавшую камеру.
Не поворачиваясь, женщина подошла к двери на теневой стороне улицы и позвонила.
Затем что-то сказала в домофон.
До ушей Аннунциато донеслось жужжание, и дверь открылась.
Когда дверь за женщиной захлопнулась, камера автоматически зафиксировала дату и время: 5 мая — 16:43:57.
До сего дня ей так и не удалось прочитать ему свое стихотворение. Она вынула листок из сумочки и, сидя нагишом в постели, чувствуя себя как ребенок, декламирующий перед гордыми родителями, начала:
Энди и Дэнди, Тэнди и Дрю,
Ну почему я тебя так люблю?
Фарелл — отважный и Фаррар — кузнец,
А для меня — покоритель сердец.