Все они, конечно, очень хотели бы стать храбрыми томсонами, но этого был больше достоин Джевдет. Вот как здорово он отлупил Козявку, который издевался над ними, отнимал еду, заставлял играть в карты, курить гашиш!..
Как-то вечером Джевдет сказал Мустафе:
— Хасан говорит: «Выйдешь из тюрьмы, оставайся у нас, будем вместе работать на фабрике».
Мустафа удивился:
— Работать на фабрике? Ведь он, кажется, хотел стать доктором?
— Не доктором, а адвокатом, — поправил Джевдет.
— Да не все ли равно? Почему тогда он поступает на фабрику?
— Не знаю… А Кости хочет, чтобы я жил у них. Хасан зовет к себе. Джеврие тоже зовет! Уговорила бабку.
— У кого же ты будешь жить?
— Не знаю. Наверно, у Кости!
— Почему?
Джевдет задумался. В голове его пронеслись воспоминания: Юксеккалдырым, магазин музыкальных инструментов, первая встреча с голубоглазым Кости. Его желтая вязанка, синие брюки, белые тапочки… Он вспомнил, как, устроившись у Галатского моста, они уплетали хлеб с маслинами, а потом долго говорили о фильме «Отряд „Красный шарф“», о Храбром Томсоне. Целыми днями, не расставаясь, бродили они с лотками по Стамбулу, ходили в кино, играли в футбол!.. Чертов Медведь! Джевдет потрогал нос. Ну и здорово же он залепил ему тогда мячом! Так все и поехало перед глазами!.. А как испугался отец, найдя на следующее утро у него в кармане испачканный кровью носовой платок!
Он вспомнил старика отца. Глаза Ихсана-эфенди улыбались за овальными очками. Потом в памяти всплыли безобразные рисунки и надписи на розоватой стене «Перили Конака»: «Рогоносец». Он вспомнил, как подрался из-за этого с Эролом, как отец, не желая даже разобраться, в чем дело, таскал его за волосы… Потом крикливый голос зубного врача, отца Эрола… Полицейский участок… Вспомнил Джевдет и доброго комиссара полиции. «Ну ладно, на этот раз я тебя прощаю. Но смотри…»
— Знаешь, на свете есть хорошие люди, — вдруг пробормотал он, очнувшись от своих мыслей.
— Ты о семье Кости? — спросил Мустафа.
— Нет, я говорю не о них. У нас в квартале есть один такой человек. Комиссар полиции.
Джевдет вздохнул. Снова, как кадры в кино, замелькали картины недавнего прошлого. Вот его выгнали из дому… С тех пор ни разу не удалось поспать в своей постели, а ведь ее сшила мать! «Пусть крепко спит мой сыночек, пусть приснится ему хороший сон!» — говорила она, укладывая его в новую постель. Да, она в самом деле сказала именно так!
На глаза у Джевдета навернулись слезы. Но он даже не замечал этого.
— Что это ты? Почему плачешь? — забеспокоился Мустафа.
Джевдет пришел в себя, смахнул рукой слезы.
— Мать вспомнил… — пробормотал он.
Сидевшие вокруг воришки тоже вспомнили матерей.
— Разве может кто-нибудь на свете быть дороже матери? — промолвил мальчуган, который как-то ночью звал во сне мать.
— Ах, мамочка!.. Если бы ты была жива… — сокрушенно вздохнул другой.
— Ну и что бы было?
— Эх, ты! Чего бы не было — скажи! Разве есть кто-нибудь на свете дороже матери?
— Правильно.
— А на отца наплевать!
Джевдет покачал головой:
— И я одно время думал, как ты, но… У тебя жив отец?
— Жив. Но он плохой. В карты играет, гашиш курит!
— Даже если отец и нехороший, все равно лучше него никого нет. Вот умрет, тогда поймешь это. Я согласен, чтобы отец бил меня каждый день, только бы он был жив. Так когда-то Кости говорил, а я спорил с ним. И даже злился. А на самом деле…
Джевдет хотел было сказать: «Дороже отца никого нет». В этот момент ночную тишину тюрьмы нарушил глухой шум, по коридорам забегали надзиратели, потом послышались душераздирающие крики, свистки охраны.
Ребята повскакивали с постелей. Но дверь камеры была на запоре, и узнать, в чем дело, было невозможно. Мальчики бросились к окнам. Джевдет тоже подбежал. Широко раскрыв глаза, они с напряжением вглядывались в полумрак тюремного коридора, прислушиваясь к доносившейся ругани, крикам и пронзительным свисткам надзирателей.
— Драка! — сказал Мустафа.
Глаза его горели от возбуждения. Казалось, он видел дерущихся, мелькающие в воздухе кинжалы, ножи.
— Подняли паруса! — снова проговорил он и вдруг вспомнил, как хотел зарезать Джевдета. Украдкой взглянул на стоявшего рядом друга и покраснел. Ему стало стыдно.
Гам, свистки, крики, не затихая, будоражили ночную тюрьму. Никогда еще Джевдет не слышал здесь такого шума.
— Что же случилось? Кто с кем подрался? Кто одержал верх? — спрашивали ребята.
Но узнать было невозможно. Тем более увидеть.
— Ну их! — неожиданно сказал Мустафа. — Займемся своими делами! — и, подхватив Джевдета под руку, потащил от окна.