В сотне шагов от кабаньего пляжа из-за дуба выглянул человек. Сначала показалась голова. Рыжая борода срослась на щеках с такой же рыжей шевелюрой, оставляя открытыми на лице только нос да яркие голубые глаза. Человек осмотрелся и медленно бесшумной поступью двинулся к сосне. На нем была домотканая крашенная луком рубаха и такие же порты, обернутые ниже колен онучами, да мягкие поршни. На одном плече висела холщовая торба, на другом — колчан со стрелами. В руке он держал короткий тугой лук и длинную оперенную стрелу. Охотник, прячась за деревьями, сделал еще несколько шагов и снова остановился. На реке приметил зверей: кабанов поблизости, на том берегу медведицу, за излучиной двух лосей. Он положил стрелу на тетиву и прицелился в ближайшего к нему кабана, но, разглядев, что это будущая матка, выбрал небольшого кабанчика. Стрела со свистом пронеслась над берегом и вонзилась в бок зверя. Тот молча ткнулся в воду, а остальные кабаны, замерев на секунду, метнулись от реки и скрылись в лесу. Медведица, обеспокоенная внезапным бегством кабанов, настороженно поднялась на дыбы, заметила вышедшего на берег охотника, рявкнула и, сердито оглядываясь, увела свое потомство.
Охотник первым делом аккуратно вытащил из туши стрелу, стараясь не повредить оперение, обтер с нее кровь, обмыл в реке и опустил в колчан. Затем самодельным ножом вскрыл кабану горло, и темно-бурая кровь замутила воду. Не желая оставлять следы своей добычи на водопое, он подхватил кабана за ногу и потащил его вниз по течению. Прошел галечник, с которого нехотя, разрывая мощными крыльями воздух, поднялись глухари. В осиннике заметил бобра, спешившего к реке, чтобы нырнуть в воду. Бросив кабана, охотник прицелился в бобра, но потом снова уложил стрелу в колчан, пробормотал: «Живи покуда, до снега. Мясо жирнее будет, и шкура доспеет», — и снова потащил свою добычу. По косе выбрался на прибрежную возвышенность. Прежде чем приняться за разделку туши, собрал сушняк, надрал бересты, кресалом высек из кремня искру на подложенный трут и раздул его, прижимая к бересте. Разведя костер, взглянул на омут и достал из торбы моток толстой бечевы, сплетенной из конского волоса. Проверил, как привязан большой, с детский мизинец, самодельный крючок. Отыскал крупную плоскую гальку и в качестве грузила привязал недалеко от крючка. Вскрыл кабану брюхо, достал селезенку и нацепил на крючок. Спустившись к омуту, забросил насадку вместе с грузилом, выбрал на обрыве самый толстый корень, проверил его прочность и прикрепил к нему свободный конец бечевы.
Прежде чем разделать тушу, собрал на шкуре кровь. Зачерпнув ее горстью, плеснул в костер и распростерся на земле. «О, Бог Огонь! Благодарю тебя, спасающего нас от холода. Прими мою малую жертву!» Поднялся, снова выплеснул в костер пригоршню крови, воздел руки к солнцу: «И тебе, Ярило, моя малая жертва. Свети нам ярче, не посылай дождей, пока не соберем урожай», — и отвесил земной поклон. Третья пригоршня последовала в огонь. Охотник, устремив взгляд в лесную чащу, заговорил громко, с уверенностью в своей правоте: «Не сердись на меня, Хозяин болот! Ты сильный, храбрый, я тоже сильный, но не тронул ни тебя, ни твоей самки. Не взял и молодую, чтобы она продлила твой род. Добыл только одного кабанчика, чтобы прокормить своих детей и людей в поселении. Не сердись, Вепрь! Теперь у нас есть еда, и я долго не приду в твои владения...»
Окончив молитву, подошел к омуту, посмотрел на свою снасть и снова принялся за работу. Когда кабан был разделан, охотник срубил ножом три шеста, связал их в вершине тальником и треногой расставил над костром, затем подвесил части туши. Добрый кусок уложил на уголья. Подбросив сушняк, подошел к омуту, но бечева по-прежнему спокойно провисала над водой. Когда пламя костра разгорелось и стало лизать подвешенное мясо, бросил в костер охапку травы и елового лапника. Сразу все затянуло густым и пахучим дымом. Перевернул жарящийся на угольях кусок мяса и, отдыхая, встал на берегу. За рекой, куда доставал глаз, тянулись леса. Вдалеке вверх по течению на противоположном берегу тоже был виден дым, и охотник улыбнулся: «И там люди с добычей». Взглянув на окровавленные, в копоти и саже руки, разделся. Перед купанием с удовольствием подставил солнцу заросшую рыжими волосами грудь, прилег, но резкий всплеск в омуте заставил его вскочить. Охотник увидел, что бечева натянулась струной и уходит в воду, а корень, к которому она привязана, дрожит, стремясь вырваться из земли. Охотник кинулся к своей снасти, резко подсек и потянул на себя. Рыба, польстившаяся на приманку, едва сдвинулась с места, а потом потянула в глубину. Охотник то стравливал бечеву, то выбирал. Он боролся с рыбиной до тех пор, пока не измучил ее и сам не измучился. Наконец из воды показалась широкая круглая голова сома. Подтянув обессиленную добычу к самому берегу, охотник выхватил из торбы еще кусок веревки и прыгнул в реку. Усевшись на сома верхом, он пропустил концы веревки под жабры и эту импровизированную уздечку привязал к основной бечеве. Рыбина была средней величины, чуть меньше его роста. Закончив борьбу, охотник бросился в реку и долго нырял и плавал, радуясь удаче. Потом поднялся к костру и, не одеваясь, стал с жадностью есть запеченное мясо. Человек был доволен. Он решил большую часть кабана оставить над слегка дымящимся, притушенным костром, чтобы его добычу не тронули хищники, а сома — в реке, идти домой налегке, а затем вместе с семьей и соседями вернуться...