— Нам-то рыба надоедает, — сказал капитан, — вот я и попросил сварить борщ, а завтра будет уха.
— Сами наловим?
— Можем сами, удочка есть. А скорее всего, встречные рыбаки угостят.
Михаил Григорьевич Попов совсем не был похож на «морского волка». Плотный, с круглым добродушным лицом, он напоминал скорее хлебороба, крепко стоящего на земле.
— Вы рыбак? — спросил я капитана с надеждой. — Хочу кое-что разузнать о волжской рыбе.
— У нас в семье весь корень рыбацкий. Дед рыбачил, а когда взяли в царскую армию, служил на царских кораблях, обошел на них полмира. Крепкий был старик и начитанный, сам грамоту постиг. Списавшись с царского флота, вернулся сюда, на родину, в село Удачное Харабалинского района. Приехал, побыл немного, сплел несколько пар лаптей и отправился пешком в Киевскую лавру. Богомольный был человек. Пошел благодарить бога за то, что живым с морей-океанов вернулся. Пришел с богомолья, поступил на рыбозавод, стал разводить рыбу — леща, сазана. Отец тоже с детства рыбак. В Великую Отечественную войну рыбаков на фронт не брали, отец ушел добровольно. Дрался под Сталинградом, был командиром пулеметного взвода. Вернулся домой, избрали его председателем сельского Совета, а потом председателем рыболовецкого колхоза имени XVI партсъезда. Самого меня научили рыбачить дед да старший брат Иван. Мне в сорок первом исполнилось тринадцать, к тому времени я уже всю рыбацкую науку постиг. Жили мы тогда в Хараблинском районе. Рыбы много, а рыбаков нет: многие ушли воевать добровольно, как отец. А тут начался голод. В селе Ватажном Хараблинского района сколотил я из пацанов бригаду человек в восемь-десять, и в 1941-1944 годах мы ловили рыбу для фронта.
— Что же вы, пацаны, могли добыть? — удивился мой сопровождающий — Геннадий Яковлевич Бурлаков.
— Добывали, да еще как! За один выход сдавали по сто, а то и двести центнеров. Правда, зимой туго приходилось. У меня был друг — Иван Комаров, тащу его на рыбалку, а он на лед падает, от голода нет сил идти. Но все-таки выжил. На рыбе выжил, а родители его померли. Туго в войну людям было, ох как туго! Волга рядом, в ней рыба, а добывать, почитай, некому. После победы полегче стало. Кое-кто из взрослых вернулся, да и мы, пацаны, те, кто в живых остался, подросли. В восемнадцать лет пошел я в бударочную бригаду на парусный флот. Бударка — это небольшой деревянный парусник, поднимающий до двадцати тонн рыбы. В начале зимы отправились мы большой бригадой в северную часть Каспия, на мелководье, с расчетом поймать рыбу, заморозить и по льду доставить на рыбозавод. Первый общий улов погрузили в мой парусник и велели отвезти на приемный пункт. В начальники мне дали старого рыбака — Ерошенко Александра Ивановича. Отправились. А ветер бьет лед, он еще тонкий, как стекло, и этот лед режет лодку. У нас его так и называют — резун. Пришли на место, а борта у лодки толщиной с газету, ткни пальцем в доску — и дыра. В общем, сдали рыбу, купили хлеба, продуктов, а обратно идти не на чем. Нашли на берегу пустую землянку, поселились в ней, ждем, когда лед окрепнет. Неделя прошла, другая, пока мороз устоялся. Раздобыл я санки, погрузили все — и на море. А там бугры льда, прямо айсберги. Идем день, второй. Мой старшой по дороге камыша насобирает, костерок сообразит прямо на льду, чайку попьем — и дальше.
А в колхозе нас потеряли. Вся артель вернулась по льду, а нас нет. Правление наняло самолет, он полетал, полетал, но нашей бударки нигде не было видно. Родные — в плач. Только внук Александра Ивановича, Андрей, мне ровесник, не поверил, что мы вдвоем пропали. Мешок с едой пристроил за плечи, на валенки коньки навязал — и на мелководье. Отыскал. В село вернулись вместе. Нам такую встречу устроили, до сих пор помню. Отец уж на что строгий был, и то слезами умылся, а про мать и говорить нечего. Вот такая у нас раньше рыбалка была.
Слушая капитана, я все ждал паузы. Уж очень навязчиво одолевал один вопрос. Не вытерпел.
— Михаил Григорьевич, а как раньше с браконьерами было?
— С браконьерами? Рыбу-то ловили в открытую. Все, кто мог. Были и хапуги. Но ведь тут как? Большинство добывало для себя, а сколько семье надо? В особенности в жару. Рыбацкий народ к рыбе бережно относился, как крестьянин к хлебу. У нас сроду не случалось, чтобы улов пропадал. Кое-кто ловил на продажу. На рынках рыбы было полно — и свежая, и соленая, и копченая, не то что теперь... Конечно, в реке рыбешки меньше стало.