— Еще полчаса — и дома, — прокричал Петрович. Он не заметил, как впереди от берега им наперерез выскочил катер, тоже с двумя моторами. Но Маркелыч знал этот «Прогресс», знал и ненавидел его хозяина — рыбинспектора, известного на всю округу своей строгостью. Рядом с рыбинспектором в катере сидел человек в милицейской форме. «Прогресс» шел явно к нему — Маркелычу. И тогда он резко крутанул руль, заваливая лодку на борт, и направил ее к противоположному берегу. Рыбинспектор немного отстал и пошел параллельным курсом. У всех троих мелькнула надежда на то, что их скорость больше, моторы самой последней модели сильнее и они уйдут от опасной встречи. Внезапно над рекой взвилась ракета, и Маркелыч увидел в руках у милиционера большой неуклюжий пистолет. Снова в небе прямо по их курсу промелькнул дымный след и расцвел, осыпаясь, красный шар. Третья ракета прошла над лодкой Маркелыча, словно привлекая внимание именно к ней. И тут впереди, от левого берега навстречу его лодке отошел катер, и тогда Маркелыч понял, что ему не уйти, не спасут и новые мощные двигатели. Мешок с икрой лежал на сиденье у правого борта, обращенного к «Прогрессу». Маркелыч, пряча этот борт от преследователей, развернулся вправо и в повороте подал команду своим помощникам. Те с руганью и проклятиями перевалили мешок за борт. Заглохли выключенные моторы, и лодка, продолжая двигаться по инерции, медленно закачалась на собственной волне. Ломая спички от злой дрожи в руках, Маркелыч закурил, взглянул на расстроенных спутников.
— Волга дала, Волга и взяла... Может, в следующий раз обойдется.
— Но в следующий раз у них не обошлось, — усмехнулся Михаил Григорьевич. — Схватили этих мудрых хапуг наши ребята.
Было уже далеко за полночь. Капитан направился в свой кубрик, а мы с Геннадием Яковлевичем расположились в каюте. За бортом тихо плескалась, словно шептала что-то, волжская вода. Матрос, он же кок, неслышно передвигаясь, убирал со стола. Пожилой, сухощавый, он, словно тень, двигался по каюте, потом долго колдовал за стеной в небольшом камбузе. Уже засыпая, я услышал совет рыбинспектора поговорить с матросом.
Лауреат Государственной премии
Ранним солнечным утром я вышел на палубу. «Волжск» отчалил, и капитан, застывший у штурвала, медленно выводил свой катер в Волгу по лабиринту каналов, разрезавших город. Потянулись судоремонтные заводы. Прошли мимо знаменитого на весь мир икорно-балычного комбината. С левой стороны канала растянулись частные домовладения с садами и палисадниками. Возле каждого на берегу лодки, большей частью металлические с мощными подвесными моторами. Заметив мой интерес к мелкому флоту, Геннадий Яковлевич пояснил:
— Личный транспорт наших граждан. У нас маломерных судов, как принято называть эти лодки, куда больше, чем автомобилей. И весь этот флот не только для прогулок, но и для рыбной ловли. Конечно, большинство владельцев лодок соблюдают установленную законом норму лова, но есть и браконьеры, настоящие хищники. Сидит себе в лодке такой хапуга, у него пара удочек, в садке мелочишка, а в стороне утоплена снасть на «красную». Подъезжаем, проверяем — все в норме, все по закону. Отъехали, он огляделся: нет никого, проверил сеть или крючья — и добычу на кукан в стороне, в приметном месте, на якорь, а сам снова за удочки... — рыбинспектор вздохнул. Заметив появившегося на палубе матроса, повторил свой совет:
— Поговорите с ним. Федору Беляницыну за семьдесят, давно на пенсии, а на берегу жить не может, без Волги. На катере служит двадцать пять лет. В свое время был известен на всю страну.
Улучив минуту, когда матрос присел на скамью на баке, я устроился рядом и попросил:
— Федор Трофимович! Расскажите о себе.
— А что рассказывать? Рыбак я. И отец всю жизнь рыбачил, и дед, да, наверное, и прадед. Отца сгубило море, такая уж наша судьба рыбацкая тогда была. Батя полмесяца плавал в относе, застудился насмерть. Мне в ту пору одиннадцать годков было.
— Как это в относе?
— А так. Рыбачил зимой. Льдину вместе со снастями оторвало и унесло в море. В то время ни самолетов, ни вертолетов не было, искали, да без толку, пока не прибило к берегу и сам не выбрался. Стал болеть да и преставился. Пришлось мне, пацану, в море идти, на первых порах весельником. Из-за этого и школу бросил. Всего два класса кончил. Но рыбу ловил. Подрос, стал самостоятельно рыбачить. В колхозе «Ленинское знамя» был звеньевым на парусном баркасе, а с 1938 года пошел в невода.
— А это что значит?
— У нас на Каспии ставные невода появились в начале тридцатых. Специальные звенья ими ловили, вот и меня определили туда. Началась Великая Отечественная, мне и еще нескольким рыбакам бронь дали, так что воевать не довелось. Зато рыбу ловили в любую погоду. На нашей рыбе много народу выдюжило.