В десяти книгах огромного труда «Пиротехния», составленного Ваноччо Бирингуччо и вышедшего в свет в 1540 г., рассказывается о добыче и свойствах руд, купоросов, серы, поваренной соли, на уровне практических знаний того времени приводятся сведения о добыче и очистке золота, описывается литейное дело, обработка металлов, производство стекла, изготовление фейерверков и многое другое. Любопытно, что Бирингуччо приводит наблюдение, которое было научно объяснено только два столетия спустя — в результате рождения, развития и смерти теории флогистона. Речь идёт об увеличении веса металлов при их прокаливании.
Саксонца Георгия Агриколу называют «отцом металлургии». Он был современником Бирингуччо и в некотором роде его последователем. По образованию — врач, по призванию — учёный, оставивший заметный след в минералогии, горном деле и металлургии.
В молодости Агрикола сполна отдал дань «золотоискательским» увлечениям. Да и потом не отказывался от самой идеи, но со всей определённостью химика-практика отвергал схоластику, невежество и хвастовство, которыми эта идея густо обросла. Он писал: «…хотя повсюду имелось и имеется так много этих химиков (алхимиков), и все они денно и нощно напрягают свои силы, чтобы получить возможность накопить великие груды золота и серебра, утверждения эти, естественно, вызывают сомнения… ибо если бы они действительно усвоили таковые, то… давно наполнились бы города золотом и серебром. Их суесловие изобличают также книги, которые они подписывают именами Платона, Аристотеля и других философов, чтобы эти славные имена в заголовках их книг придавали последним в глазах простых людей видимость учёности».
Главный труд Агриколы «12 книг о металлах», любовно изданный, превосходно иллюстрированный, пользовался широкой популярностью, был в сущности своеобразной энциклопедией для металлургов в течение долгого времени.
Ещё определённее выразил своё отношение к алхимии Бернар Палисси, с именем которого связано раскрытие секрета технологии фаянса и цветных глазурей. Он был против каких бы то ни было умозрительных спекуляций и признавал только опыт и наблюдение. «Я не имел иной книги, кроме неба и земли, которая известна каждому, и каждый может узнать и прочесть эту прекрасную книгу».
У алхимии всегда были скептически настроенные противники, но отношение к ней и Агриколы, и тем более Палисси — это уже тенденция, наметившаяся в XVI в. и окрепшая в следующем столетии, что, как уже говорилось, отнюдь не означает полного исчезновения приверженцев алхимических воззрений.
Всё более и более становились смешными в глазах современников поиски философского камня, язык и символика алхимических сочинений, но время коренного пересмотра идеи трансмутации ещё не пришло.
Провозвестником нового понимания задач науки выступил английский философ-материалист и государственный деятель Фрэнсис Бэкон. Целью науки, считал он, является увеличение власти человека над природой путём достижения истинных причин явлений, т. е. как раз тем путём, который был неведом алхимикам. Не дедукция, которая позволяла учёному строить свою систему из собственных же понятий, как паук ткёт паутину, а индукция, основанная на аналитическом понимании эксперимента, — вот истинный метод познания природы.
Лондонское Королевское общество, основателями которого были такие учёные, как Роберт Гук, Роберт Бойль и Исаак Ньютон, своим девизом избрало стих римского поэта Горация: «Я не буду следовать рабски словам учителя».
«Химики, — писал Роберт Бойль, — до сих пор руководствовались чересчур узкими принципами, не требовавшими особенно широкого умственного кругозора; они усматривали свою задачу в приготовлении лекарств, в извлечении и приготовлении металлов. Я смотрю на химию с совершенно другой точки зрения; я смотрю на неё не как врач, не как алхимик, а как должен смотреть на неё философ. Если бы люди принимали успехи истинной науки ближе к сердцу, нежели свои личные интересы, тогда можно было бы легко доказать им, что они оказывали бы миру величайшие услуги, если бы посвятили все свои силы производству опытов, собиранию наблюдений и не устанавливали бы никаких теорий, не проверивши предварительно их справедливости путём опытным».
Важнейшим печатным трудом Бойля была его книга, названием которой он выражал поставленную перед наукой задачу — «Скептический химик».
Заслуги Бойля в развитии науки огромны, и некоторые историки охарактеризовали его как основателя современной химии. «Я привык рассматривать мнения, как монеты… — признавался Бойль, — я обращаю гораздо меньше внимания на имеющуюся на ней надпись, чем на то, из какого металла она сделана… Если после тщательного исследования я нахожу, что она хороша, то тот факт, что она долгое время и многими принималась не за настоящую, не заставит меня отвергнуть её. Если же я нахожу, что она фальшивая, то ни изображение и подпись монарха, ни возраст её, ни число рук, через которые она прошла, не заставят меня принять её…»
«Скептический химик» имел знаменательный подзаголовок: «Химико-физические сомнения и парадоксы, касающиеся основных положений, выставляемых большинством алхимиков». Бойля не удовлетворили ни аристотелевские начала-стихии, ни первоначала алхимиков. Элементов гораздо больше, и они не продукты, созданные умозрительно, не таинственные, а чисто материальные вещества, тела, которые не могут быть химическим анализом разложены на более простые. Сколько их? Это надо установить экспериментальным путём. Каковы они? Это тоже будет выяснено опытом, когда то или иное тело будет разложено до конца и полученные продукты изучены.
Подобные мысли высказал до Бойля гамбургский ученый Иохим Юнгиус, но он дальше рассуждений не пошёл и ничего не предпринял для нахождения первичных элементов. Бойль же, можно сказать, раскрепостил химию, вывел её за рамки трёх-четырёх первоначал. В «Диалектике природы» Ф.Энгельса значение работ английского учёного охарактеризовано следующими словами: «Бойль делает из химии науку».
Чтобы объяснить, как химические элементы образуют сложные тела, Бойль обратился к атомистике древних.
И вот тут нам пришло время вернуться к спору, который вели между собой греческие мудрецы о непрерывности и прерывности стихий.
Сторонники прерывности Левкипп (ок. 500–440 гг. до н. э.), Демокрит (ок. 460–370 гг. до н. э.), Эпикур (341–270 гг. до н. э.) утверждали, что материя состоит из отдельных, невидимых, неощутимых и более неделимых частичек — атомов. Справедливости ради следует сказать, что мысли на этот счёт были высказаны ещё раньше древнеиндийскими философами, творцами философских систем ньяя и вайшешика, но именно греки придали этим намёткам атомистики форму учения о дискретном строении веществ.
По мнению Демокрита (и его учителя Левкиппа), вокруг нас — пустота, в ней движутся атомы. Сталкиваясь между собой, атомы образуют «все… сложные (тела) и наши тела, и их состояния и ощущения». Атомы могут соединяться по-разному в зависимости от своей формы и расположения в пространстве. Форма же атомов в основном определяет свойства образующихся веществ и их взаимодействие между собой.
Эпикур развил и дополнил взгляды своих великих предшественников. Важно отметить два основных положения Эпикура. Первое. Он считал, что атомы движутся в пустоте не «вообще» — для них возможны три вида движения: в результате столкновений, под действием силы тяжести и самопроизвольного (спонтанного) отклонения от прямолинейного движения. Это положение Эпикура расширяет возможность столкновений, т. е. взаимодействий атомов и, стало быть, точнее обусловливает многообразие веществ и их свойств. Второе. Эпикур ввёл такую важную физическую характеристику атома, как его вес (масса). Правда, нам тут же следует оговориться: масса атома, придуманная Эпикуром (именно придуманная, потому что, как и античное учение об элементах-стихиях, античная атомистика была в основном плодом умозрительных размышлений), — это совсем не та масса, которая экспериментально установлена и математически рассчитана современной физикой.