В памяти вдруг всплыл сначала мой семнадцатый день рождения, потом та ночь, когда мое сердце перестало биться в клубе «Джозефина». Не хотел бы я пережить ту ночь во второй раз.
До превращения в волка меня звали Коулом Сен-Клером. Я был солистом группы «Наркотика».
На улицах Торонто стояла такая холодина, что лужи подернулись льдом, а пар от дыхания застывал, не успев вырваться изо рта, но в клубе «Джозефина», расположенном в здании бывшего склада, было жарко, как в преисподней, а наверху, в толпе народу, наверняка еще жарче.
А народу собралась тьма.
Контракт был неплохой, но участвовать в этом концерте мне все равно не хотелось. В последнее время меня вообще воротило от всего этого. Все выступления давным-давно слились в одно, и единственное, что отличало один концерт от другого, это что где-то я играл под кайфом, где-то — нет, а где-то вообще приходилось постоянно догоняться. Я выходил на сцену в погоне за собственными представлениями о жизни и славе, которые сложились у меня в шестнадцать лет, — однако стремления добиться чего-то на самом деле у меня становилось все меньше.
Когда я переносил клавиатуру, какая-то девица, назвавшаяся Джеки, дала нам таблетки, которых я никогда раньше не видел.
— Коул, — прошептала она мне на ухо, как будто была моей старой знакомой. — Коул, это будет нереальный улет.
— Детка, — сказал я, перехватывая свою ношу, чтобы не уронить ее на пол, — для нереального улета мне нужно кое-что покруче.
Она широко улыбнулась, продемонстрировав желтоватые зубы, как будто знала какую-то тайну. От нее пахло лимоном.
— Не беспокойся, я знаю, что тебе нужно.
Меня разбирал смех, но я лишь отвернулся и плечом толкнул прикрытую дверь.
— Вик, давай сюда! — крикнул я, глядя поверх разноцветных волос Джеки. Потом взглянул на нее. — Ты-то сама поди уже закинулась?
Джеки провела пальцем по моей руке, поводила по краю тугого рукава футболки.
— Если бы закинулась, я бы не стала тратить время на разговоры.
Я похлопал ее пальцами по руке, пока она не сообразила, чего я от нее хочу, и разжала ладонь. Там ничего не оказалось, но она порылась в кармане джинсов и вытащила оттуда смятый полиэтиленовый пакетик. Внутри обнаружилось несколько ядовито-зеленых таблеток с выбитыми на каждой двумя буквами «Т». Кроме того, на них еще значилось «А+» — максимум по «приходу», но кто знает, что там было на самом деле.
В кармане у меня зазвонил телефон. Обычно я жду, когда включится голосовая почта, но, поскольку Джеки по-прежнему стояла ко мне вплотную, едва не утыкаясь в меня носом, я ухватился за этот повод свернуть разговор.
— Да!
— Коул, хорошо, что я до тебя дозвонился. — Это был Берлин, мой агент. Говорил он, как всегда, напористо и стремительно. — Ты только послушай: «Группа „Наркотика“ штурмом взяла музыкальный олимп со своим последним альбомом „Все тринадцать“. Этим релизом ее талантливый, но эпатажный солист, Коул Сен-Клер, которого многие уже сбросили со счетов, — (прости, приятель, из песни слова не выкинешь), — вновь завоевывает утраченные позиции, доказывая тем самым, что самый первый его релиз, состоявшийся, когда ему было шестнадцать, не был случайным везением. Все трое…» Ты меня слушаешь, Коул?
— Нет, — сказал я.
— Очень зря. Это Элиот Фрай пишет, — заявил Берлин. Я ничего не ответил, и он продолжил: — Ну помнишь, Элиот Фрай, который назвал тебя угрюмым детсадовцем без тормозов за клавиатурой? Тот самый. Все, теперь вы в шоколаде. Он запел совсем по-другому. Это успех, приятель.
— Потрясающе, — сказал я и отключился. — Я беру весь пакет, — бросил я Джеки. — Скажешь Виктору. Он у нас заведует кошельком.
Да, Виктор заплатил за таблетки. Но решение взять их принял я, так что, наверное, это все-таки была моя вина.
Или, может, во всем была виновата Джеки, которая не сказала нам, что это за дрянь, но чего еще можно было ожидать от клуба «Джозефина»? Новые снадобья появлялись там еще до того, как становилось понятно, к чему они могут привести. Неизвестные колеса, новейшие порошки, загадочные переливчатые эликсиры в пузырьках. Мне случалось подбивать Виктора еще и не на такое.
В темном холле Виктор проглотил одну зеленую таблетку, запив ее пивом; Джереми со своим «мое тело — храм» пил чай и молча наблюдал за ним. Я бросил в рот сразу несколько штук и запил их пепси. Не помню, сколько их было. К тому времени, когда мы вышли на сцену, я уже жалел об этой сделке. Таблетки не действовали: я не испытывал совершенно никаких ощущений. Мы принялись играть; толпа на танцполе всколыхнулась, подалась к сцене, они тянули к нам руки, выкрикивали наше название.