Ксения принялась целовать и гладить мужчину руками. Она довела себя до исступления ласками, через которые передавала жизненные силы; и неожиданно Ксения поняла, что Рихард отвечает на её поцелуи.
Зейнер не заговорил, даже не открыл глаза, но его руки нежно прижали к себе женщину, а губы пустились в страстное путешествие, по её лицу и шее. Они будто слились воедино, деля боль и наслаждение пополам: высасывающую пустоту, которая ослабляла Ксению, и живительную полноту, вернувшую Рихарда в сознание.
Когда же мужчина вошёл в неё, поток энергии усилился в несколько раз. Он переполнил Рихарда до краёв, чуть не лишив Ксению жизни, а затем снова вернулся к ней, изменённый, новый и необыкновенно чистый, словно женщина почерпнула его из матушки Земли. Она без сил упала в объятия спасённого любовника и затихла, не пытаясь объяснить себе, как получилось, что её тело пульсировало от полученной энергии, вместо того, чтобы ровно на половину приблизиться к смерти.
Главное, что сердце Рихарда билось ровно и надёжно, как дорогие часы известной марки, а грудь равномерно вздымалась, бережно храня спокойное дыхание...
Глава: Роман Прахов.
Туманика, станция β-Геленджик-12.
Эпсилонцев, отставших от основной группы прибывших на станцию, в числе которых оказался и Роман Евгеньевич, перво-наперво му с повели на экскурсию по β-Геленджик-12. Среди первых местных достопримечательностей оказался «Жираф» - импровизированный самодельный маяк, построенный, без малого, двадцать лет назад с благородной целью сигнализировать экспедиционным группам, вышедшим за купол, о местоположении станции.
Со слов Саввы Петровича Завесы, который провёл на Туманике уже 14 (вместо положенных по контракту двух) лет, такое иногда случалось, что хорошо оснащённые экспедиции пропадали, терялись в джунглях планеты, и даже вживлённые в их берцовые кости микрочипы не помогали отследить останки. Поэтому первый управляющий крошечным (тогда ещё) строительным городком приказал возвести из останков первого корабля, который, собственно говоря, и лёг в основу нынешнего поселения, двухсотметровую башню с прожектором наверху, чтобы у выживших была хотя бы призрачная надежда вернуться домой. Впрочем, Завеса припомнил всего один случай, когда из разграбленного каравана, направлявшегося к Хрустальному источнику за образцами флоры, вернулся живой человек.
Дело было на шестидесятые сутки после возведения маяка. Учёные «Эксплор Технолоджи» заявили, что для исследований им необходимы Карамельные Красавки, произраставшие у Хрустального источника, и потребовали оснастить экспедицию из пятерых каторжников и охраны. Группу оснастили всем необходимым и отправили за купол, а спустя десять часов пропал сигнал от их радиста, и один за другим отключились внутрикостные маячки.
Отправившаяся на поиски спасательная команда вернулась ни с чем, поэтому управляющему пришлось объявить всех членов экспедиции погибшими. После трагедии прошло уже около месяца, жизнь станции шла своим чередом, как вдруг рядом с куполом посреди ночи объявилось странное прямоходящее существо, которое практически не осознавало окружающего, но с яростной силой билось в защиту купола и выкрикивало какие-то нечленораздельные звуки. Когда найдёныша обследовали, побрили и искупали, оказалось, что перед учёными один из пропавших каторжников, взятый месяц назад в экспедицию за Карамельными Красавками. Бедняга совершенно спятил и пугался любого шума или резкого движения. Он так и не сумел отойти от шокового состояния и умер в больничной палате.
Вот такая печальная история произошла с этим странным заплатано-неуклюжим маяком - он ещё не возвращал домой живых.
Но вид с Жирафа открывался потрясающий.
Верхняя площадка не давала достаточно пространства для толпы любопытствующих, которая побывала здесь недавно, зато четверо помещались вокруг прожектора свободно, и могли с лёгкостью рассмотреть всю территорию купола.
Станция β-Геленджик-12 состояла из 12 секций, отделённых друг от друга своеобразными кварталами. Это помогало классифицировать работу жителей, а заодно держать взаимоопасные вещества и оборудование подальше друг от друга.
Помимо этого архитектурного решения было ещё кое-что, разительно отличавшее станцию от других: её первый защитный купол накрывался вторым - пограничным. Между ними располагались плантации и минифермы, на которых работали и жили каторжники под наблюдением надзирающих офицеров. Такая планировка позволяла контролировать рабочую силу без опасности для научного контингента, и в то же время служила своеобразным амортизатором для агрессивной окружающей среды перед жилыми кварталами учёных. Ведь кого интересовала безопасность обречённых на заключение преступников? Пожертвовать жизнями нескольких убийц для проверки герметичности и целесообразности куполов было гораздо разумнее.