- Какой парень, о чём ты, Майлз? Ааа, этот... Я знал, что ты начнёшь возмущаться - твои забавные парадоксальные этические принципы иногда просто ставят меня в тупик! Но, в данном случае можешь успокоить свою ненормальную совесть - это ради дела. Ты же сам говорил, что в лабораторию нужны подопытные для твоего следующего проекта? А этот человек слишком много видел! Лучше он сгинет у тебя в лаборатории, и принесёт хоть какую-то пользу, чем будет бродить на свободе, угрожая нашей компании... Всё, я занят, Генри мне не до этого.
Связь прервалась, и Майлз остался стоять перед потухшим экраном, размышляя над чем-то. Затем он подошёл к висящему на цепях человеку и хлопнул его по щеке. Тот не очнулся - видимо наркотик, специально разработанный доктором, всё ещё действовал. Тогда Майлз обошёл нового подопытного вокруг и ещё раз внимательно осмотрел шрамы на его спине. Что-то в этой завораживающей картине смущало его разум, но что именно, Генри пока не мог объяснить: крепкое объятие, которое привело словно к взрыву исцеляющей силы, было ключом к новой тайне, окружающей Витал, и разгадать её хотелось всё сильнее с каждой минутой.
- Хорошо, с тобой мы ещё разберёмся...,- тихо вздохнул Майлз, возвращаясь к пульту управления.- Жаль... Действительно жаль...
Глава: Кастор Жонс.
Красный огонёк, подсказывающий пользователю о необходимости удалить прочтённое сообщение, бил в глаза, разрезал темноту, убивал в голове Кастора все сонитанские мысли и чувства... Прошло уже два месяца с момента его получения, а младший Жонс всё никак не мог заставить себя стереть сообщение брата, и каждый вечер пересматривал его, словно не веря в произошедшее...
Он осуждал землян за их импульсивность, чувственность, злобность... А теперь сам был готов кусать себе пальцы на правой руке, лишь бы убить в голове раскалённое, огненное знание, что его триумф и свобода откладываются на двенадцать лет!
Двенадцать лет унижений.
Он - гениальный учёный, амбициозный, молодой человек - должен был по ложному навету побираться объедками общества! Того самого общества, которое готовило его к жизни блестящей, мерцающей, как звезда на ночном небе Сониты. В юности Кастор искренне верил, что его существование должно было питать общество, как соки земли могучее древо. Все его шалости, противоречивые поступки были своеобразным озорством, развлечением - обходной тропинкой к великому пути, на котором ждали подвиги и слава во имя Сониты. Но, оказалось, общество не очень нуждалось в своём не всегда послушном сыне!
Двенадцать лет страха и отчаяния.
Двенадцать лет без брата - единственного сонитанина, который знал его душу, понимал стремления, желания...
Его ждали истинные муки - бездействие.
Доделать портал оказалось легко, особенно теперь, когда Кастор стал уборщиком и получил доступ ко всем помещениям: он потихоньку собрал необходимое оборудование со всех лабораторий, и провёл в техническое помещение мощные силовые кабели - остальное было делом техники.
Но изготовление портала недолго утешало Кастора: совершить прокол в пространстве без содействия брата, который теперь стал пленником убогого тихоходного корабля людей на целых двенадцать лет, - означало приговорить себя к ужасному наказанию, которое было бы вынесено не гуманным обществом, а Озном. Ведь каждую минуту и секунду пространство вокруг Земли контролировалось бдительными стражами Кармарина-2...
Попытки проникнуть на Землю совершались и раньше, некоторым смельчакам удавалось даже войти в контакт с землянами прежде, чем их вылавливали агенты Озна. Но что с ними происходило дальше - никому не было известно. По официальной версии, мятежных сонитан изолировали на отдалённом южном острове на Соните, где были созданы все условия для их существования. Однако тот факт, что данный остров не значился ни на одной карте планеты, говорил о лжи, проросшей всюду, куда простиралась длань Озна.
Призванный во что бы то ни стало защищать общество от инопланетных агрессоров, Озн изначально был могущественнее и сильнее любого сонитанина, даже вооружённого законами общества; как только братьям Жонс взбрело в голову идти против него?
Кайлай горько склонил голову на руки и зарыдал. Пустая бутылка с земным ядом «алкоголем» сиротливо упала на пол рядом с ним, звякнув примитивным кремниевым стеклом. Он попытался поднять её, но комната закружилась, и Кастору пришлось лечь на кушетку. Перед глазами понеслись картины из прошлого, перемешанные с алкогольным бредом, а язык принялся шептать бессмысленные проклятия: отцу и матери, которые всегда были так отстранены, словно боялись пробудить в себе и малую толику любви; Конроду Меру, который своей узколобостью погубил молодую талантливую душу; землянам, их наркотикам; контрабанде; себе.... Мутный взгляд остановился на детской фотографии Кайлая и Кастора. Они были так счастливы, что их отправили на море изучать подводную фауну вместе с остальными ребятами группы. Обычно родители запрещали сыновьям участвовать в общественной жизни класса, и оставляли дома под надзором камер. Но в тот раз всё было иначе... Мать и отец будто сжалились над сыновьями, снабдили их всем необходимым, даже сказали несколько тёплых слов в напутствие... Что ж, утешало одно: не все сонитанские дети были столь же обделены родительской лаской - эта участь досталась, наверное, только отпрыскам Жонсов.