В первый момент я растерялся. Женские слезы это что-то всегда пугающее. А потом, обхватив ладонью ее затылок, еще крепче прижал к себе и с тревогой спросил:
— Малышка, что случилось? Кто тебя обидел?
Она отрицательно качнула головой и сквозь всхлипывания зашептала:
— Никто не обидел… Тебя долго не было… испугалась, что с тобой что-то случилось… или я тебе надоела… и ты меня бросил… Я так привыкла, что ты всегда рядом… раньше никто и никогда не проводил со мной столько времени… и так не относился… и не заботился…
— Не плачь, моя хорошая, я никогда тебя не брошу, — зашептал я в ответ с благодарной нежностью, растроганный ее страхом меня потерять. Даже сердце защемило. А вот что касается не сердца, а головы, кольнула неприятная мысль — неужели и эта малышка такая же, как все женщины, и ей надо, чтобы я, как привязанный, был все время рядом? — Ты же понимаешь, что я не могу быть всегда около тебя? У меня могут быть важные дела в другом месте, и я могу быть очень занят, — невольно насторожился я.
Она подняла кверху свое заплаканное лицо, вскинула мокрые слипшиеся ресницы, и, глядя на меня удивленными, сверкающими яркой зеленью глазами, ответила:
— Конечно, понимаю. У всех есть дела и личные увлечения, требующие времени и присутствия. Никто не может быть всегда, безотлучно рядом с кем-то одним. Я сама, когда рисую, забываю обо всех, отдаляюсь от всего, что окружает, и практически недоступна контакту. Просто, если можно, ты в следующий раз предупреди, что уходишь надолго. Мне только надо знать, что ты меня не бросил, и я не осталась опять одна.
— В следующий раз обязательно предупрежу, чтобы ты не волновалась. Но иногда заранее невозможно рассчитать сколько времени займет то или иное дело. Поэтому ты должна доверять мне, и знать, что я тебя никогда не оставлю. Тебе просто надо набраться терпения, чтобы меня дождаться. Согласна? — улыбнулся я, радуясь ее пониманию и отношению к делу. Хотя, в то же время начиная осознавать, что мне теперь многое придется менять в своем поведении. Долгие годы живя один, не привык я перед кем-то отчитываться и посвещать в свои планы. Но ради малышки я постараюсь.
— Да. Спасибо… и извини, что я тебя так встретила, — хлюпнула она носом.
Я наклонил голову и ласково коснулся губами ее соленых, алых губ, удивляясь их мягкости. Она замерла, а потом неуверенно и неумело ответила на мой поцелуй. Это ее действие вызвало жаркую волну возбуждения, которая прокатилась по телу, от сердца к низу живота, заставив опустить руку ей на поясницу, крепче прижаться бедрами к ее животу и целовать глубже, исследуя языком ее нежный рот.
Ее тихий, грудной стон, совсем сорвал мне голову, и я, подхватив ее на руки, решительно ворвался в комнату, где расположившись на кровати мирно похрапывал орк.
— Хоркис! — нетерпеливо, громко крикнул я. — Просыпайся! И быстро двигай в комнату к Уме!
Он подскочил от моего окрика, еще во сне стремительно опуская руку на лежащую рядом, на полу, свою саблю. Уставился на меня. Увидел Эли у меня на руках, застенчиво прячущую лицо на моей груди. Растянул губы в понимающей, насмешливой улыбке и молча, подхватив свой спальный мешок, быстро вышел из комнаты.
Я бережно уложил малышку поперек кровати, которая в ширину была больше, чем в длину, и, покрывая ее лицо неспешными поцелуями, боясь напугать, стал осторожно раздевать ее, тихо шепча:
— Ты такая вкусная… красивая… нежная… желанная…
К моей радости она не только не препятствовала, но пыталась раздеть и меня. Увидев ее обнаженной уже во второй раз, я, как и в первый, застыл от восторга. С ума сойти можно от такой женственной красоты.
Исследуя ее изумительно прекрасное, миниатюрное тело кончиками пальцев, губами, языком, я сдерживал свое нетерпение и всепоглощающее желание. Прислушиваясь к тихим стонам и судорожному дыханию малышки, я стремился лучше понять, где у нее самые чувствительные места, ласка которых доставляет ей особое удовольствие. Она не сопротивлялась, не пыталась закрываться, кажется поверив, что я искренне считаю ее необычайно красивой. Изучив ее тело от макушки до пальчиков ног, вернулся к ее губам, и уже не в состоянии сдерживаться, тесно прижался пахом к ее лону. Но, посмотрев на нее внимательно, увидел, что девочка хочет близости, но, все-таки, боится. Дыхание судорожное, веки крепко зажмурила, пальцы рук собраны в кулачки, пальцы ног поджаты, губы стиснуты.
— Не бойся, радость моя, я буду осторожен и не сделаю тебе больно, — зашептал я, неторопливо и нежно поглаживая ее плечи, руки, грудь, живот, бедра, пытаясь успокоить и расслабить. — Ты такая сладкая… пахнешь чудесно… я так давно хочу тебя…