Сняв с плиты алюминиевый чайник, он налил в кружку парующую жидкость и протянул её Марку. В нос ударил терпкий пьянящий аромат.
— Грибной отвар псилоцибе. Пей. — коротко кивнул подбадривая. — Моментально придаёт силы.
Взяв кружку, Марк сделал глоток. Передёрнулся от горького привкуса.
— Ну как? — чуть заметно улыбнулся старик.
Массивная дверь легко и бесшумно отворилась, и в комнату вошёл светловолосый подросток лет двенадцати с перекинутым через плечо полотенцем и с чугунным казаном грибного супа в руках.
— Грибы — наше всё. — Старик принял из рук мальчишки ароматное варево и взгромоздил на металлический стол. — Ассорти. Здесь и шиитаке, и шимиджи, и шампиньоны. Ирма прекрасно готовит.
Жажда оказалась сильнее мерзкого вкуса своеобразного напитка, и Марк, отпивая понемногу из кружки, опорожнил её до дна. На удивление головная боль и дрожь в теле отступили. Теперь он мог внимательнее осмотреть, где находится. В тусклом мигании светодиодного светильника, глаза различили стопку книг на железном ящике у стола. На столе из-за торчащих карандашей и ручек похожий на дикобраза массивный письменный прибор, кипы мелко исписанных листов бумаги, очки на раскрытом блокноте. Дальше у стены металлическая панцирная койка, рядом умывальник, под раковиной с выщербленной, пожелтевшей эмалью старое алюминиевое ведро.
— Мой кабинет. Здесь и живу, и работаю, — пояснил Инженер, уловив заинтересованный взгляд. Повернулся к парнишке: — Приберись здесь, Унц. Эту оставь.
Он взял со стопки толстый фолиант в чёрном переплёте. Мальчишка, собрав в охапку бумаги и оставшиеся книги, коротко поклонился и вышел.
— Угощайся. — Инженер протянул Марку полную миску супа: — Когда поешь, почитаешь на досуге. Станет понятней.
Он положил оставленную книгу. Белые затёртые буквы на обложке гласили: «Генрих Корнелий Агриппа. Оккультная философия 1533 г».
— Зачем? — спросил Марк, пытаясь удержать ложку в непослушной руке. — Зачем я вам…?
— Завтра начнём работать. Проводники имеют свойство работать в обе стороны.
За дверью послышался нарастающий шум. Из проёма вынырнула русая мальчишеская голова с горящими возбуждёнными глазами в пол-лица. Побелевшие губы дрогнули:
— Он… сбежал… тот, второй…
Алекс ладонями сдавливал пульсирующие виски, пальцами тёр покрасневшую воспалённую кожу и, казалось, от этого боль утихает. Но стоило опустить руки, как она возвращалась с удвоенной силой, протыкая мозги тысячами игл.
Тяжёлые ноги заплетались, по сгорбленной спине градом катил пот. Но удивляло, что резаная рана, зашитая Липсицом, затягивалась на глазах. Шов сросся, побелел, и даже гематома вокруг него перестала гореть пурпурно-маковым пламенем, приобретя бледно-жёлтый оттенок восстанавливающейся плоти. То, что случилось недавно без сомнения пошло на пользу, если бы не невыносимая, медленно убивающая головная боль.
Впереди, в глубине тоннеля слезящиеся глаза вырвали из темноты неясный свет. Алекс остановился, и чтобы не упасть, упёрся рукой в стену. Прикосновение к влажной холодной поверхности каменной кладки одновременно и испугало и придало уверенности. Если в конце тоннеля они, он знал, как поступать — за три года в пустыне выработались необходимые навыки. Несмотря на нестерпимую головную боль, он и без оружия умел постоять за себя. Тот охранник видимо знал о боли, потому не связал ему руки, поступив и гуманно и опрометчиво. Алекс поступил так же, сохранив парню жизнь. Скорее всего, тот уже пришёл в себя, и теперь пустынники взяли след.
Ему показалось, что свет в конце тоннеля движется. Покачиваясь как в детской колыбели, дрожа и подмигивая, он из тусклой матовой точки постепенно превращался в светло-белое пятно, грозя стать ярким прожекторным лучом. Без сомнения что-то двигалось навстречу, и монотонные звуки этого движения пробивались сквозь плотную тишину заброшенного подземелья. Тихий металлический скрежет и мерная дрожь монорельсы говорили о приближении самоходного механизма. Не поезд, не вагон…. ну, конечно! Однообразный надрывный писк — именно так звучит мускульный привод ручной дрезины.
Скрываясь за кирпичным уступом, Алекс спиной врос в холодную стену шахты. Гул монорельса нарастал, металлический писк усиливался, приближающийся свет прожектора разгонял полусонные стаи летучих мышей, кишащие под высокими тоннельными сводами.