Меня поразил еще один аргумент Клинтона. Он выразился примерно так: жаль, конечно, что Милошевич - серб. Для общей солидарности было бы лучше, если бы он был ирландцем или кем-то еще.
Неужели он думает, что дело только в нашем национальном сочувствии сербам? Неужели не понимает, что речь идет о самом подходе американцев к косовской проблеме, о судьбе всей Европы, всего мира?
Дело отнюдь не только в каком-то особенном "славянском братстве", которое приписывается российско-сербским отношениям. Мы бы реагировали точно так же, если бы речь шла о любой другой стране - Польше, Испании, Турции, совершенно не важно, какой именно.
Я ответил Биллу следующее: "Уверен, что, если бы мы продолжали действовать сообща, мы свернули бы Милошевича".
Клинтон вновь и вновь ссылался на общее мнение европейских лидеров. Мол, европейцы настроены еще более решительно по поводу того, что сейчас происходит в Косово. Надо нанести первый воздушный удар, и Милошевич сразу же пойдет на переговоры. Такова была логика НАТО.
К сожалению, Клинтон ошибался: бомбардировки не остановили Милошевича ни в марте, ни в апреле, ни в мае, остановили его только совместные дипломатические усилия России, Финляндии и США.
Я сказал Биллу: "Нельзя допустить, чтобы из-за одного человека гибли сотни и тысячи людей, чтобы его слова и действия руководили нами. Надо добиваться того, чтобы его окружали другие люди, чтобы для него стало невозможно вести себя так, как он ведет себя сейчас. Тут многое можно сделать, в том числе и по линии внешней разведки. Ради будущего наших отношений и будущего безопасности в Европе прошу тебя отменить этот удар. Мы могли бы встретиться на какой-то территории и выработать тактику борьбы лично с Милошевичем. Мы умнее и мудрее и наверняка смогли бы этого добиться. По большому счету, это надо сделать ради наших отношений и мира в Европе. Неизвестно, кто придет после нас с тобой. Я имею в виду тех, кто будет заниматься сокращением стратегических ядерных вооружений. Но ясно, что надо делать нам самим, - сокращать и сокращать эти горы оружия. Вот чем нам надо заниматься".
Я помню, как во время разговора пытался чеканить каждое слово. Старался как-то эмоционально воздействовать на своего собеседника.
Клинтон в ответ сказал, что не разделяет моего оптимизма в отношении методов, которыми можно воздействовать на Милошевича.
Это значило одно - война...
По-человечески у меня не было претензий к Биллу. В его голосе я слышал даже сочувствие. Но, как президент США, он жестко и однозначно давал понять: переговоры бессмысленны.
Это была ошибка. Очень большая ошибка.
Клинтон привел еще один, самый серьезный для меня аргумент: Милошевич это последний коммунистический диктатор, который хочет разрушить союз между Россией и Европой, выступает против демократизации континента.
Но и у меня были свои аргументы: "Народ наш теперь будет очень плохо относиться к Америке и НАТО. Я помню, с каким трудом менял отношение простых людей и политиков здесь, в России, к США и Западу. Было очень трудно, но мне это удалось. И теперь все это терять?"
...Этот разговор состоялся в тот момент, когда самолеты НАТО уже были в воздухе. А завтра была война.
Недавно я посмотрел фильм "Плутовство" (по-английски он, кажется, называется "Хвост виляет собакой"). Очень интересный фильм. Снят он еще до косовского кризиса. Но с удивительной прозорливостью создатели этой картины предвидели все: и критическую точку в мире, откуда придет беда (Балканы), и внутриполитический фон в США, и вообще механизм возникновения войны как компенсатора или регулятора каких-то других, внутренних проблем.
Но в жизни война не бывает "виртуальной". Она вполне реальная, кровавая, с человеческими жертвами. Она развращает тех, кто ее ведет, - ибо приучает людей к диктату силы. Приучает их не задумываться над причинами того, что же происходит на самом деле.
А происходило, на мой взгляд, вот что.
Американцам было крайне необходимо любыми средствами стимулировать североатлантическую солидарность. Для них кризис послевоенных ценностей тоже являлся серьезной угрозой, но совсем с
другой стороны, в другой плоскости, чем для России. Они боялись набирающей силы европейской самостоятельности. Экономической, политической, нравственной.
Это моя личная версия событий. Я ее никому не навязываю, просто предлагаю задуматься над этой стороной косовского кризиса.
Однако вернусь к событиям тех дней.
Вот фрагмент из текста моего заявления, опубликованного 25 марта 1999 года, сразу после начала бомбардировок: "... Фактически речь идет о попытке НАТО вступить в XXI век в униформе мирового жандарма. Россия с этим никогда не согласится".
Одним политическим заявлением, конечно, дело не ограничилось.
Я понимал, что остановить эту войну можно только в случае одновременных и огромных усилий России на обоих фронтах - необходимо и давление на НАТО, и давление на Югославию.
Если же война продолжится дольше, чем месяц-два, Россия неминуемо будет втянута в конфликт. Грядет новая "холодная война". Внутриполитическая стабильность у нас в стране после начала бомбардировок стала серьезнейшим образом зависеть от ситуации на Балканах. Коммунисты и националисты пытались использовать балканскую карту, чтобы разрушить баланс политических сил в нашем обществе. "Теперь-то мы знаем настоящую цену Западу, - раздавались истеричные голоса. - Мы всегда говорили, предупреждали, что такое НАТО, что могут сотворить эти проклятые американцы! Сегодня Югославия, а завтра Россия!"
И что дальше? Что будет, если этот процесс агрессивного антиамериканизма, антизападничества не удастся остановить?
Кризис в России еще более обострит кризис в мире. Кризис доверия к власти мог привести к серьезным внутриполитическим последствиям, и я в тот момент даже не исключал и возникновения массовых беспорядков, неконституционных действий. В конце концов, войны всегда провоцировали революции.
Именно это вызывало мое особенное раздражение: как они не понимают? Ведь это лидеры, с которыми мы встречались десятки раз! Многие из них называют меня своим другом. Неужели для них не очевидна простая вещь: бомбардировки, да что там - каждая выпущенная ракета, наносят удар не только по Югославии, но и косвенно - по России.
А у нас в Москве действительно наступили тревожные дни. У стен американского посольства бушевала толпа. В окна летели бутылки, камни. На стенах писали непристойности. Особняк на Садовом кольце находится в двух шагах от проезжей части. Охранная зона - три метра асфальта. Любая экстремистская выходка с применением оружия могла привести к непредсказуемым последствиям. В тот момент милиция задержала группу экстремистов, которые проезжали мимо американского посольства с приготовленным к стрельбе гранатометом. Трудно себе сейчас представить последствия такого выстрела.
Парламент принимал резолюцию за резолюцией. Думские коммунисты вели активные переговоры с Милошевичем о создании военно-стратегического союза двух государств. Началась вербовка добровольцев для войны на стороне сербов. Политики всех мастей пытались набрать очки на косовском конфликте. Например, мэр Москвы Юрий Лужков прямо высказывал поддержку демонстрантам у посольства. Милиция в большей степени охраняла не посольство, а демонстрантов.
И хотя далеко не все общество занимало в те дни столь же яростно антинатовскую позицию, как красные депутаты в Думе, но в целом настроение у россиян было и вправду крайне тревожным, напряженным. Люди принимали югославскую трагедию очень близко к сердцу.