У Милошевича были свои причины для уверенности в провале наземной операции НАТО. Югославская армия, обстрелянная и боеспособная, была готова воевать. Югославский народ был готов сплотиться вокруг Милошевича. Больше того, Милошевич порой прямо просил Черномырдина вести переговоры таким образом, чтобы наземная операция началась как можно быстрее!
Примерно через месяц позиция Милошевича изменилась - он уже не хотел эскалации конфликта, просил остановить войну. "Но побежденным все равно быть не могу!" - заявлял он Черномырдину. Россия не могла равнодушно взирать на то, как погибают люди, как страдает мирное население. Черномырдин подталкивал Милошевича к переговорам, несмотря на то что тот выдвигал неприемлемые условия: требовал, например, чтобы вместо войск НАТО в Косово были введены войска России, Украины, Индии, третьих стран.
Свою роль сыграл здесь и проект вхождения Югославии в союз России и Белоруссии, который активно обсуждала наша Дума. Идея была абсолютно политиканская, агрессивная, да и нереальная. Тем не менее я пошел даже на то, что разрешил оперировать на переговорах этой конструкцией, чтобы усыпить бдительность Милошевича.
На самом же деле главной целью этой работы Черномырдина было склонить, заставить Милошевича вести с Западом мирные переговоры. Черномырдин жестко давил на последнего коммунистического лидера Европы, давая ему понять, что военной поддержки от России не будет, а ресурсы политической поддержки уже исчерпаны.
А от американцев Черномырдин добивался передачи политического механизма урегулирования кризиса в руки ООН. Вывода НАТО за рамки политической составляющей переговоров. Милошевич не мог принять капитуляцию ни от России, ни от НАТО. Виктор Степанович дважды летал в США, два часа вел переговоры с Клинтоном, четыре часа - с Альбертом Гором. Восемь условий капитуляции, согласованных с Милошевичем, хотя и в измененном виде, попали в резолюцию ООН. Капитуляция перестала быть унизительной. Она была оформлена как резолюция Совета Безопасности ООН.
Милошевич попросил время подумать, согласовать документ со Скупщиной (югославским парламентом), с военными. В результате документ был принят без единой поправки.
Черномырдин сделал все, что мог. Война была остановлена.
И все это при том, что Милошевич вел себя абсолютно беспринципно. В отношениях с Россией его главной ставкой были взрыв недовольства россиян моей внешней политикой, раскол в обществе, подталкивание нас к политической и военной конфронтации с Западом.
28 мая в ходе нового визита Черномырдина в Белград югославская сторона сообщила, что принимает общие принципы косовского урегулирования, предложенные "восьмеркой" (созыв министров иностранных дел "восьмерки" для специального обсуждения косовской проблемы).
1-2 июня в Бонне Черномырдин, Ахтисаари и Тэлботт договорились, что в Косово будет два международных присутствия - российское и НАТО.
2-3 июня в Белграде состоялись переговоры Черномырдина и Ахтисаари с Милошевичем. Власти Югославии согласились с планом мирного урегулирования, принятым в Бонне. План Черномырдина-Ахтисаари состоял из 10 пунктов. Наиболее важные из них представляли изначальные требования альянса, выдвинутые еще до начала бомбардировок. Возвращение всех беженцев, размещение международных сил сдерживания, отвод сербских военных и полицейских частей и урегулирование политического статуса Косово на основе соглашений, выработанных в Рамбуйе.
По сути дела, Милошевич был вынужден вернуться к исходной точке. Он потерял еще больше, чем предусматривалось на переговорах в Рамбуйе. С помощью войны он добился единственной цели: убрал с политической сцены всех своих оппонентов и противников внутри страны. Ценой разрухи и полной международной изоляции. Думаю, это один из самых циничных политиков, с которыми я когда-либо имел дело.
И тем не менее в косовском конфликте проявились худшие политические тенденции современной Европы: например, двойные стандарты. Утверждалось, что права человека выше прав отдельного государства. Но, нарушая права государства, вы автоматически и грубо нарушаете права его граждан - прежде всего право на безопасность. В войне пострадали тысячи югославских граждан. На какой чаше весов взвесить права косовских сербов и права косовских албанцев? Да, при Милошевиче албанцы подвергались жестоким репрессиям, были вынуждены бежать из края. Теперь то же самое происходит с сербами. Разница только одна: в первом случае репрессии проводила югославская армия, теперь Армия освобождения Косово (АОК). Это к вопросу об эффективности военной операции.
И последнее. Ночью 4 июня я принимал решение, согласиться ли с планом военных по переброске колонны десантников в приштинский аэропорт. Уже подписаны все документы. Существуют договоренности: миротворческие войска одновременно занимают выделенные им позиции. Нужно ли?
Я долго сомневался. Слишком опасно. Да и зачем теперь демонстрировать смелость, махать кулаками после драки?
И все-таки в обстановке тотального неприятия нашей позиции европейским общественным мнением я решил, что Россия обязана сделать завершающий жест.
Пусть даже и не имеющий никакого военного значения.
Дело было не в конкретных дипломатических победах или поражениях. Дело было в том, что мы выиграли главное - Россия не дала себя победить в моральном плане. Не дала расколоть себя. Не дала втянуть в войну.
Этот жест моральной победы и был продемонстрирован всей Европе, всему миру под носом огромной военной группировки НАТО.
Печальная страница новейшей истории была перевернута, на Югославию перестали падать ракеты и бомбы. Надолго ли?
ОТСТАВКА ПРИМАКОВА
Где-то примерно в январе 1999-го фонд "Общественное мнение" провел интересный социологический опрос: кто из руководителей России в XX веке оказал наибольшее влияние на судьбу страны? Результат был совершенно обескураживающим. На первом месте Брежнев, на втором Сталин, на третьем Ленин.
Я попытался понять логику отвечавших. Вряд ли за последнее время в мировоззрении людей произошел такой гигантский откат назад, к коммунистической идеологии.
Дело было в другом - все это время, особенно в течение последнего года, после осеннего кризиса 98-го, в обществе нарастала внутренняя тяга к стабильности, активное неприятие любых перемен.
На фоне президента, который пытается ускорить реформы, обостряет политический процесс, премьер-министр смотрелся главным фактором этой внешней стабильности и спокойствия. Отвечая тем самым на основной социальный запрос масс: "Оставьте нас в покое!"
... Имел ли я право отойти в сторону? Имел ли я право позволять Примакову медленно, но верно перехватывать политическую инициативу, вести страну обратно в социализм, в историческое вчера? Было ли это благом для России?
Глубоко убежден - нет, не имел. Не имел ни морального, ни политического, ни человеческого права. Мы с огромным трудом вытащили страну, ее людей из социализма, из очередей и дефицита, из страха перед парткомом, и теперь одним махом возвращать все назад было бы настоящим преступлением.
Первый неприятный разговор с Евгением Максимовичем произошел у нас в январе. Примаков предложил Думе обсудить некий план политического урегулирования на ближайший год, до выборов. В чем была его суть?
Президент берет на себя обязательство не распускать Думу и не отправлять правительство в отставку. Дума прекращает процедуру импичмента и не выражает недоверия правительству. Правительство не имеет права вносить в Думу вопрос о недоверии себе (есть в Конституции такая процедура).
Текст этого соглашения, все его ключевые моменты были мне хорошо знакомы.
Это были тезисы того знаменитого соглашения, которое было разработано осенью, при утверждении кандидатуры Черномырдина.
Однако Черномырдина Дума "прокатила", и политическое соглашение на этом приказало долго жить. В политическом смысле документ этот умер именно тогда, в сентябре.
... Почему Примаков решил реанимировать его?
С точки зрения логики все было вроде бы гладко: готовящаяся в Думе процедура импичмента, моя болезнь - факты указывали на то, что политическому процессу необходимы какие-то рессоры.