— Не смейся, дорогая. Пост Мустафы пока еще не занят.
— Пост Мустафы… Разве он отстранен?
— Старик сегодня ночью скончался.
— Значит, ночью звонили все-таки тебе?
— Тише, дорогая. Стены в Германии умеют подслушивать.
Рут насторожилась.
— Кто тебе звонил?
— Не все ли равно, кто? Важно, что Чокаева уже нет в живых. Но об этом никому ни слова! Ты поняла, Рут?
— Не совсем. Почему ты из смерти старца делаешь тайну?
— Я говорю тебе о ночном звонке.
— Вали! Ты меня пугаешь! Что это значит? Я не выдержу пыток гестапо. Святая Мария!
— Успокойся… Поступай, как я тебе советую и все будет хорошо. Ты собралась?
— Идем.
Расставшись с женой, Каюм медленно шагал к Нойенбургерштрассе. И чем ближе он подходил к комитету, тем тревожнее становилось у него на душе. А когда он поднимался по лестничной клетке в свой кабинет, его обуял самый настоящий страх.
«А что, если в Берлине уже известны обстоятельства смерти Чокаева? У всевидящего гестапо железные когти».
В кабинете Каюм долго не приступал к работе. Ждал звонка о смерти Чокаева из Остминистерства, от Ольшевского или от самого профессора фон Менде. Он ждал сообщений от сотрудников-казахов. Он ждал…
Скрипнула дверь. Каюм вздрогнул.
В кабинет тихо вошла секретарша фрау Людерсен — маленькая, слишком любопытная женщина, принятая на работу по рекомендации доктора Ольцши. Ее муж, Людерсен, служил в генеральном штабе германской армии, был доверенным лицом начальника подотдела германской разведки. Через фрау Людерсен в имперском управлении безопасности узнавали все новости комитета.
Каюм недолюбливал фрау Людерсен.
Поздоровавшись, она положила на край стола кипу свежих газет и журналов и молча направилась к двери. Это ему не понравилось.
— Фрау Людерсен, будьте любезны, пригласите ко мне Канатбаева.
— Господина Канатбаева почему-то до сих пор нет.
— Как только появится, скажите, что я жду его.
— Будет исполнено, господин Каюм.
Когда за секретаршей закрылась дверь, Каюм облегченно вздохнул: «Похоже, эта бестия Людерсен ничего не знает о Чокаеве».
Каюм самодовольно потер руки и стал просматривать газеты. Все они пестрели победными заголовками: «Герои весеннего наступления». «Бесстрашные воины». В газетах — портреты, списки немецких офицеров и солдат, награжденных рыцарскими и железными крестами.
Каюм погрузился в сладостные мечты.
Ему виделись немецкие танки в песках Кара-Кумов, на улицах древнейших городов, на площадях Бухары и Самарканда.
Себя Каюм видел фюрером будущего Туркестана — колонии «Третьего Рейха». Колониальное положение Средней Азии и то, что он является слугой тайной полиции, на подачки которой существует, его нисколько не огорчало. «Деньги не пахнут», — повторял он. В мыслях он подбирал себе столицу.
«При Тимуре столицей был Самарканд, при Бабуре — Андижан, при Советах бурно расцвел Ташкент. Какой же город избрать нам?» — раздумывал он.
Каюм достал из ящика стола зеркало. Долго смотрелся в него. В зеркале он увидел красивое, продолговатое лицо с большими черными глазами и по-девичьи густыми длинными ресницами. Каюм поправил галстук, пригладил ладонью слегка вьющиеся волосы… Затем встал, осмотрел свой новый черный костюм. Раздался стук в дверь. Каюм спрятал зеркало в ящик стола. В кабинет стремительно вошел взволнованный Кайгин, ближайший сотрудник Чокаева. На его лице читалась неподдельная скорбь и растерянность.
— Скончался наш ата! Только что звонила Мария Яковлевна.
Каюм постарался придать своему лицу скорбное выражение.
— О Аллах! Как не вовремя, как не вовремя! — сказал он. — Сколько еще предстоит сделать…
— Надо дать некролог в газеты, — перебил его Кайгин, — и выбрать кладбище.
Каюм молчал. На некоторое время его вновь охватило сладостное оцепенение. Кресло Чокаева свободно. И он, только он, является достойным претендентом на него. Но вот Каюм встал. При этом осанка его приобрела еще большую степенность и подчеркнутую важность. Вышел из-за стола и холодно бросил:
— Пока я не согласую все вопросы с Остминистерством, никаких действий, касающихся похорон Чокаева, не предпринимать.
Этими словами Каюм подчеркнул, что он был и остается у руководства комитетом.
Зазвонил телефон.
«Началось», — подумал Каюм, снимая трубку.
— Слушаю.
— Профессор фон Менде просит вас срочно прибыть, машина за вами выехала, — сказал в трубку секретарь Остминистерства.