— По-видимому, это восходит к их отцам, я думаю. Мистер Леру и мистер Хантсмен занимались бизнесом вместе еще до того, как мальчики родились. И мистер Хантсмен облапошил мистера Леру, украл его деньги и жену или что-то в этом роде. – Она бессознательно трепещет своими темными ресницами, покусывая нижнюю губу, и я задаюсь вопросом, выгляжу ли я так же привлекательно, как она, когда делаю это. Вероятно, нет.
— Жена Камильери?
— Думаю, да. Ты не настолько хорошо их знаешь, не так ли? –спрашивает она, наблюдая, как я размышляю над этим.
Я качаю головой.
— Я только на прошлой неделе познакомилась с сыновьями. Я жила в Аддингтоне два года, прежде чем уехала четыре года назад. Так что я не помню семей Хантсмен и Леру, не говоря уже о конфликтах между ними.
Узел в моем животе говорит мне, что я что-то упускаю, поскольку мимолетные образы танцуют в моем сознании. У подонка Алана Лонгмайра были друзья в высших кругах, и Ройс упомянул, что тот был связан с Робертом. Подонок Алан Лонгмайр очень хорошо умел отделять работу от дома, а шлюх от мамы.
— В любом случае, – говорит она, – мне нужно идти на занятия.
Я смотрю на время на своем телефоне.
— Мне тоже, – выдыхаю я, собирая свои книги. — Я опаздываю.
— Какой класс? – с любопытством спрашивает она.
— Анатомия человека и, согласно синопсису, в данный момент мы изучаем нервную систему, в частности мозг. – Мой голос звучит намного взволнованнее, чем есть на самом деле.
— Класс Расмуссена?
— Да.
— Я тоже, – недовольно говорит она.
Мы опаздываем, и Надя сразу же отстраняется от меня и находит место с людьми, которых, кажется, знает, далеко сзади. Я занимаю первое свободное место, которое вижу в зале, на четыре ряда выше и опускаю голову.
Вскоре после того, как я сажусь, что-то щекочет мне затылок, и когда я чешу это место, карандаш мягко тыкается мне в руку.
— Лотти, – шепчет он, – надеюсь, ты не заигрывала с женой Ануса?
Я бросаю презрительный взгляд на спортсмена с ямочками, быстро замечая симпатичную девушку справа от него и потрясающе выглядящего парня слева. Далзелл Хантсмен.
— Я думала, ты недостаточно умен для такого занятия.
— Мне не нужно быть умным, чтобы пройти. Мне просто нужно быть богатым. – Смех следует за его комментарием.
Доктор Расмуссен прочищает горло, и урок начинается. Несмотря на то, что материал курса похож на то, что я уже изучала в Университете Виктории, потому что семестр на 4 месяца впереди, я рассматриваю это как доработку. В прошлом месяце я тоже сдавала промежуточные экзамены, и результаты будут отправлены на мой адрес в Веллингтоне, но переведены сюда из колледжа. Все так чертовски беспорядочно и раздражает.
Из-за своей занятости я поняла, что не ответила маме, когда она ранее прислала мне сообщение с фотографиями французской Риверы, и я нацарапала записку на своей руке, чтобы напомнить себе. Я всем сердцем надеюсь, что Роберт Хантсмен добр к ней.
Голос Ройса звучит у меня в голове, когда он говорит, что не может понять, почему его отец женился на моей маме, потому что у нее нет связей или активов. Ну, может быть, Роберт искренне любит Ди, а когда ты влюблен, тебе не нужна причина.
После урока, когда я направляюсь по коридору во внутренний двор снаружи, громила с каштановыми волосами впечатывает меня в стену.
— Хантсмен со шрамом на лице, – рычит он мне на ухо, прежде чем двигаться дальше. — Лучше будь осторожна, принцесса.
Это происходит так быстро, что я едва успеваю отреагировать.
Ты превращаешься в слабачку, Чар, - голос Никау в моей голове, который до сих пор не перезвонил мне, вероятно, потому, что он слишком занят поеданием круассанов с той француженкой.
Я не уверена, почему мой мозг решил сделать Никау голосом разума, но он всегда прав. Мне не следовало сходить с проторенной тропинки, и я превращаюсь в слабачку.
12
Счастье – это единственное, что может приумножаться при условии, что вы им с кем-то делитесь - Альберт Швейцер.
Я закатываю глаза.
Табличка прикреплена болтами к скамейке для пикника в университетском саду, и я получаю огромное удовольствие, сидя на этой глупой и несколько раздражающей цитате. Счастье, кому нужно счастье?
Прекрасный ясный день, солнце палит вовсю, и я нахожу утешение от жары в том, что нахожу это место в тени гигантского дуба. Моя кожа всегда лучше всего защищена от солнца, я обгораю, покрываюсь волдырями и редко загораю. Однако солнце Аддингтона и близко не такое суровое, как новозеландское, и я благодарна за это. Думаю, мне есть за что радоваться, Альберт. Или мне следует называть тебя Ал?
Французская Ривера выглядит божественно, когда я просматриваю фотографии, присланные мне мамой, не обращая внимания на боль в левом плече от того бесхребетного бандита, который прижимал меня к стене. Я имею в виду, что за мужчина так поступает с женщиной? Серьезно? Что за мудак. И потом у него хватает наглости называть меня принцессой? На какой планете он живет? Придурок-экстремал.
Ехидное хихиканье вытаскивает меня из моего гневного бреда, и я обнаруживаю, что я не одна. Сад внезапно заполняется учениками, которые выходят из классов и библиотек на обед и рассаживаются на траве и под деревьями, вооруженные своими книгами и телефонами. Я единственный человек, который здесь один, и обычно меня бы это не беспокоило, если бы не тот факт, что люди знают, кто я такая.
Группа парней расположилась кружком на небольшом участке травы, обрамленном цветущими кустами, и перебрасываются друг с другом футбольным мячом. И всякий раз, когда появляется группа спортсменов, рядом всегда будет группа девушек, слоняющихся поблизости, и я права.
Я опускаю голову, чтобы сосредоточиться на ответном сообщении маме.
Какой у тебя, должно быть, потрясающий медовый месяц. Я надеюсь, Роберт тебя балует. Не могу дождаться.
— Кендра, – зовет кто-то, и я вскидываю голову. Кендра - это имя одной из сучек в примерочной того магазина одежды, которая сказала, что мне следует сделать пластическую операцию. Интересно, есть ли у нее какие-нибудь рекомендации? Трудно понять, та ли это самая девушка, и я никогда не видела ее лица, пока она не садится рядом с качками, и одна из других девушек не указывает ей на меня.
Я опускаю голову, чтобы закончить сообщение маме:
Не могу дождаться, когда увижу тебя, когда ты вернешься домой, если я выживу в этом гребаном центре заключения для несовершеннолетних с титулованными отродьями.
Подождите. Нет. Я не могу отправить это.
— Сестренка, – раздается мягкий голос, и я стону. Высокий искуситель в костюме с ямочками на щеках занимает свое место рядом со мной, кладет руку мне на плечо, притягивая меня ближе, в то время как его свита кудахчет неподалеку. И я просто не могу понять, то ли он шутит, то ли старается быть милым.