— А вот ты что здесь делаешь, а? Неужто безжалостные «жмеринские», злобные «астратуровцы» и просто горячие южане затевают что-то против нашей оборонки? Против этого милого режимного предприятия? Э?
Василиванычу удалось совладать со своими судорогами. Он сместился еще на шаг в сторону.
— Я тоже, кхм, пришел сюда выяснить некоторые технологические подробности. Ладно, мужики, я опаздываю, мне еще нужно успеть заглянуть на слесарный участок, я, собственно, туда и собирался.
И он потопал к соседнему цеху. Только тут я сообразил, что мы так и не предостерегли бедолагу, не обрисовали ему положение дел.
— Василиваныч!
— Спешу! — грубо отказался он от контакта.
— Ты поосторожней, Василиваныч!
Мои слова ударили его в спину, как пуля.
Похоже, у бедняги опять стрельнуло в руке. Но он мужественно справился с болью и, запнувшись на мгновение, продолжил путь. И так и не обернулся.
— Завтра ты прочитаешь, что даже коллеги угрожают герою… — задумчиво пробормотал Гаррик.
— Думаешь, он действительно пошел на слесарный?
— Ты же видел! Но шел-то он сюда! Просто очень похоже на то, что он испугался нас больше, чем мы его.
— Знать, у него-то какая причина?
— Может, та же самая!
— Считаешь, он прикупил револьвер и пришел расточить? Не верится! Ему, кстати, менты могли и выдать ствол для самообороны, раз на него покушаются, так что ему и резона теперь нет дробовики растачивать.
— А что, Гаррик, ему действительно могли ПМ выдать?
— Говорят, теперь это практикуется. Когда угроза для жизни, а судимостей и психических заболеваний нет.
— Но почему же он тогда так испугался? И врать начал…
— Врет он всегда. А испугался… вспомни, кто тут с мафией «астратуровской» тусуется?
— Думаешь, только поэтому?
— Конечно! Да ему и для стройности версии необходимо, чтоб «некоторые журналисты» работали под мафией! Ничего, не грусти! Выпустим через три дня еженедельник — отмоемся в глазах общественности!
— Угу! А потом общественники обмоют наши трупы. Ладно, пошли. У Михалыча, на верное, все готово!
Все же роль случая чертовски велика в нашем мире броуновского движения за мир и права человека! Ведь что бы ни говорили почитатели рациональных методов познания, не думаю, чтоб это дело было раскручено, если б два напуганных журналиста не решили бы пойти против могущественного концерна. Но Гаррику слишком уж не хотелось оказаться «огорченным до безобразия» кастетами «астратуровских» боевиков, а меня все еще тянуло показать Корневу твердость своей жизненной позиции. Только поэтому мы и решили перевооружиться с дроби на пули. А Василиваныч… в конце концов, понятно, почему он испугался, у него тоже могли оказаться весомые причины опасаться теперь за свою жизнь, честь и достоинство. По крайней мере на девять граммов свинца — того, которым ему продырявило руку, — весомей наших. Однако, если б не эта случайная встреча, трупов бы после всей этой истории осталось бы поменьше. По крайней мере на одну штуку.
— Слушай, а не мог он тоже направляться к Михалычу?
— Вряд ли! Мы ж решили, что сегодня ему растачивать ствол уже поздно! Но! Он может теперь к нему зайти. Ведь вроде б ты его с ним знакомил?
— Тогда же, когда и с тобой!
Этот разговор не предназначался для чужих ушей, но шептаться не имело смысла: вечерняя смена продолжила труды, и зарычали станки, завизжали фрезы. Михалыч блаженно засыпал в раскуроченную жестянку из-под «Ланы» поваренную соль.
— Слушай, тогда, может, уведем его сейчас с работы? Дадим твою пинту «Маккор-мика», запить-то он ей согласится… и домой отвезем. Просто если завтра появится новая статья за подписью В. Иванов, очень не хочется, чтоб в ней оказались свидетельские показания!
— Заметано! Он его и позже найдет, но — хоть не завтра! А может, звякнем сейчас твоим друзьям и отдадим им Василиваныча? И никаких статей!
Он так шутил, милый Гаррик!
— Готово, Михалыч?
— Ваши игрушки? Готовы, ясно!
— Нормально сделал?
— Да что мне, впервой! — он наклонил жестянку с антистатиком и нацедил с полстакана задумчивой жидкости.
Даже сам Михалыч посмотрел на получившийся коктейль несколько скептически, вновь оттопырил нижнюю полную губу и прищурил глаз.
— Тебе хватит, Михалыч? — Гаррик положил на стакан расправленную пятидесятидолларовую купюру.