Неприметная короткая стрижка, сосредоточенное лицо отличника, прямой нос, тонкие уверенно сжатые губы, приплюснутые уши. Одет в черный кожан и синие джинсы. Мотоцикл типа «явы», точнее не разглядеть. Я не знал такого человечка в «охранном» «Астратура», но нарисовать — при помощи милицейских художников — его фоторобот смог бы! И пожалуй, положительно опознать. Хотя «на Западе личному опознанию придается все меньше и меньше значения». Об этом мне нельзя забывать.
Я курил так, как курят после жесткой победной драки. Если это вам ничего не говорит — одну за другой. Сердце все никак не могло успокоиться. Загудел лифт, но оказалось, просто какой-то гулена поздно вернулся домой, ориентировочно на седьмой этаж. Еще минут десять ничего не происходило, хотя некрофилов у тела Михалыча прибавилось. Но никто никуда больше не отваливал. Затем с похвальной оперативностью прибыла первая «синеглазка». Раньше «скорой».
Ни к селу ни к мегаполису припомнив древнюю страшную сказку про Синеглазку и семь томов, я отметил, как кто-то из некрофилов уверенно показал милицейским на угол дома, попорченный не попавшей в меня пулькой. И один из прибывших «серых» сразу с усердием начал отгонять любопытствующих от этого исторического места.
Остальные профессионалы столпились вокруг тела. Тем не менее по их действиям мне стало понятно, что никого из дома они в столь поздний час не выпустят. А с прибытием подкрепления посмотрят повнимательней на жильцов. Хотя дом походил на общагу.
Расплющив о стену шестую «беломорину», я решил, что отступление — наиболее своевременный из всех возможных маневров. Адреналин схлынул. Совершенно спокойно я пешочком поплелся дворами. Ловить тачку на Искровском показалось мне глуповато. Да и подумать мне нужно было о многом.
Михалыч… Вот и еще один знакомый не смог пережить своей смерти. Мы не были близкими друзьями, но он существовал безобидно и кротко, и мне было жаль его до слез. По всему, выходило так, что в случившемся был один виновный. Или два — мы с Гарриком. Попытка всплакнуть мне не удалась. Сжав челюсти, я зашагал быстрее и уверенней — я переходил в контратаку!
Гаррик подверг меня мозговому штурму. Груды жертв и невиданные разрушения отметили главное направление ударов его штурмовых колонн.
— Мы погибли, погибли! — вопил он, стуча по столу так, что расставленные на нем разрывные пули алферовского приготовления падали и перекатывались со страха.
— Нас вычислят! Человек пять видело, как мы толковали с Михалычем!
— Но ночью нас там никто не видел.
— Все равно вычислят в два счета! Завтра же!
Пока он успокаивался при помощи подобных истерических выкриков, я успел подкрепиться и решительными жестами пояснить Марине-Свете, что им давно уже пора спать. К слову, эти девушки не могли разочаровать. Любителям мексиканских страстей, безусловно, показалось бы, что они туповаты и неженственны, но мне их поведение просто понравилось! В нем присутствовало ПОНИМАНИЕ МОМЕНТА: никаких расспросов, бутерброды и кофе на стол и достойное отступление из кухни, чтоб только не помешать мужским разговорам.
Гаррик не оценил. И мужской разговор продолжился:
— Это задница! Полная задница! Горе горькое, участь кислая!
Наконец я не выдержал. Мой внутренний голос уже не оплакивал Михалыча — когда-нибудь Светин сыграет его в кино… если согласится на эпизодическую роль. Я знал, как увлечь Гаррика с собой в контратаку. — Хорошо. Два варианта. Первый — идем и сдаемся завтра милицейским, масса выгод. Формально очистимся покаянием перед властью мира сего, как минимум тридцать суток пробудем в безопасности…
— В кутузке!
— Я же говорю — в безопасности. И приключение — на всю жизнь! Может, потом за это Нобелевскую дадут, как Бродскому за лесоповал.
— За высылку! За «километраж» ему дали…
— Ну, я же всегда утрирую. Выход второй — продолжаем прятаться, милицейские здесь нас быстро не найдут. Василиваныча вон, сам говорил, второй день ищут. И за это время находим Настеньку. И я жестко с ней беседую.
— Угрозы?! Избиения?!
— Достаточно просто пару суток не стирать носки. И, придя к ней в гости, снять обувь.
Очевидно, Гаррик сумел представить себе, как это все будет выглядеть… и пахнуть, потому что он скривился, сплюнул и посерьезнел.
— Это мысль, достойная дикого ирокеза. Но что енто нам даст? Ну скажет она, кому из корневской бригады сообщила о встрече, дальше?