- Молитесь, Владимир Иванович, молитесь, - прошептала она.
Провожая её взглядом Владимир с тоской понимал, что неспроста она не обмолвилась о ребёнке. Он думал, что она не хотела его окончательно убивать, зная каково ему сейчас, с болью он осознавал, что их ребёнок потерян и вернуть его нельзя. София по-прежнему лежала бледная и отстранённая от земной суеты, была похожа на ангела, далёкого и неуловимого, точно не из этой реальности. Вздыхая он сел рядом и посмотрел в закрытые веки, они оказались обездвижены и бледная кожа застыла неподвижной маской на лице. Время превратилось в мучительное ожидание, а эскулап всё не появлялся и никто не смел входить и тревожить убитого горем барона, а тишина давила и убивала его. Лишь когда часы пробили десять вечера, Карл Эмирович прибыл в имение и сразу поспешил в комнату, где лежала София.
- Наконец-то, - выпалил раздраженно барон, понимая что сейчас каждая минута имеет значение, - сделайте что-нибудь, спасите её …
- Всё что от меня зависит сделаю, - ответил он, одевая пенсне.
– А вас прошу выйти. Нехотя Владимир оставил её и бесцельно зашагал по коридору. Вокруг было тихо и безмятежно, лишь его шаги нарушали это затишье, готовое превратиться в его отчаянный крик от потери.
Не разбирая пути, ноги привели в образную, где горела лампадка, освещая несколько икон к углу. Он и не помнил, когда заходил сюда, но точно ещё в детстве, когда ему навязывали веру и религию, а он бежал от догматов и не принимал их до сей поры. Осмотревшись Владимир подошёл ближе, чувствуя как от боли заполнившей его, захотелось вымолить спасение и жизнь для Софии. Не долго думая он опустился на колени, подняв голову к ликам и пытался вспомнить хотя бы одну молитву, что когда-то его учили. Но не мог вспомнить и слова, сколько бы не терзал воспоминая, а потом просто перекрестился и склонил голову, закрывая глаза.
- Помоги, - прошептал он, - помоги ей Господи, спаси её, ежели потерян ребёнок, спаси мою Софию. Она всё, что значимо для меня… А ежели она уйдет, то и меня забери, я не хочу без и дня…
Притаившись у открытой двери Анна слышала и наблюдала за ним. Она следовала во флигель, когда прибыл доктор и направился к Софии. Ей натерпелась узнать обстановку, но когда открылась дверь, притаилась за углом, наблюдая как вышел муж. Следовала за ним, когда тот дошел до образной, удивляясь его действиям, понимая что он сильно беспокоиться о ненавистной ей девушке. И теперь она смотрела, как он сильный и мужественный, способный преодолеть любые трудности и не привыкший сдаваться, сейчас повержен и сломлен. Подобно могучему дереву, не сумевшему пережить штормовой ветер, ещё один порыв и оно точно с треском сломается у основания и никогда не оправится. Как бы ей хотелось, видеть его беспокойство за неё и за его любовь она отдала бы многое. Но совсем не чувствовала вины, считая что поступила правильно, в иначе и не могла видеть её расхаживающую по дому.
- Боже, - вновь и вновь твердил он, - я так её люблю, она всё для меня, спаси её, пусть она будет жить и я отпущу её, ежели она попросит. Я не буду её держать, если захочет уйти, клянусь, что отпущу, слово барона Карамазова.
Он поднялся на ноги и в знак своих слов, поцеловал икону, а затем приложил лоб к лику Богоматери. Его клятва навела Анну на мысль, от чего она улыбнулась, желая в будущем если та выживет, использовать это в своих целях, дабы разлучить их. Теперь она почувствовала себя сильной и тихо, не желая быть услышанной поспешила на поиски Амадеуса.
Она зашла в вестибюль, где возле окна увидела Аксинью. Она стояла и читала молитвы, не замечая злобного взгляда баронессы, готовой выгнать ненавистную ведьму.
- Убирайся вон из моего дома, - прошипела Анна, указывая тонким пальцем на дверь.
- Что нынче твоё, завтра станет иным, - спокойно ответила ведьма, - ты что же думаешь ежели ты сотворила такое, всё безнаказанно останется?
- Сумасшедшая ведьма, - бросила раздраженная её дерзостью Анна, - ты разума лишилась, убирайся и не смей осквернять этот дом своим присутствием.
- Я уйду, но знай ты всё равно его потеряешь, - с уверенностью заявила Аксинья, от чего глаза Анны гневно сверкнули, - большую любовь не возможно убить интригами и ложью… сердце твое чёрное от ненависти и злобы…