Прошло три седмицы, а затем и ещё две, София жила ожиданиями, её мир существовал ради единственного человека, имя которому барон Карамазов. За это время пришло пару писем от барона, где он писал, что в связи с огромным количеством дел, он не может приехать и неизвестно когда появится возможность. Как же ей хотелось написать ему в ответ, но постоянно она сдерживала себя, опасаясь что его жена прочтет письмо и него будут проблемы. Как часто она смотрела в окно, где дорога уходила за горизонт, желая увидеть его экипаж, но перед глазами был все тот же унылый пейзаж, голые деревья и серое небо. Жизнь, превратилась в ожидание, день сменялся ночью, а Владимир все не появлялся. Она безумно скучала, тоска резала душу, боль сдавливала сердце, но стоило лишь положить руку на живот, где билось маленькое сердце становилось легко. Спасала мысль, что быть может завтра она увидит его, но наступал тот заветный день, но ничего не менялось.
Если и есть такое чувство - невнятное и непонятное, часто необъятное, как туман над морем, как бескрайнее небо ночью, как свет луны, на которую хочется выть, то это тоска. В ней она перемешалась с грустью, скукой, тревогой, страхом, она словно потеряла себя или какую-то часть себя. Тоска по нему стала продолжением её самой, ей не хватало того счастья рядом с ним, покоя и любви, не хватало её самой, такой какой она была рядом с ним. Это была светлая грусть воспоминания о нём и времени проведенного там, где находился он. Внутри неё образовалось щемящее чувство и состояние пустоты, это мучало и давало нормально жить, тоскливое настроение сменилось одиночеством. Не хватало его, того кто дарил эмоции, любил, был рядом, самый родной, желанный и любимый, он стал и есть центром её самой. Это шло из самой глубины её существа и пронзало сердце, выходило наружу и рвалось к нему. Измучившись, она брала в руки карандаш и рисовала его, а потом долго рассматривала портрет.
Прошли еще две седмицы, с неба все чаще срывались хлопья снега и становилось холоднее. В этот ясный день София вместе с Ольгой выбирали платье для прогулки, сидеть дома совсем не хотелось. На столе были разложены её рисунки, где она по памяти рисовала Владимира, а в минуты невыносимой тоски смотрела на свои творения, мечтая его вскоре увидеть. Она по-прежнему находилась в душевном томлении, за которым стояло желание к обладанию им, вспоминая пережитое рядом и мечты её возвышались к нему. На душе тоскливо и промозгло, как бывает осенью в слякоть, как замерзшая природа в ожидании зимней спячки, почти безжизненна и пугающе болезненна. Холод, тоска, одиночество, безысходность и пустота, кажется всё лучшее пережитое рядом с ним уже позади. А впереди только унылая тоска, рутина, шелест дней, уходящих в никуда. На душе как будто каменная глыба, холодная, тяжелая и нет сил сбросить эту тяжесть. Она давит, дышать тяжело, не вздохнуть и не выдохнуть полной грудью и грустная песня в душе так отчаянно её пленит. Эта боль – сладкая боль, вызывает трепет, обволакивает разум, заставляет сходить с ума, а ожидание чудовищно и беспощадно.
В этот погожий день, София не хотела оставаться дома, смотря как солнце заставляет сиять деревья покрытые инеем, хотелось подышать свежим воздухом.
- Смотри, да уже заметно, - Ольга уставилась на слегка выпирающий живот.
- Совсем и не заметно, лишь чуть может, - отмахнулась София, рассматривая себя в зеркало, где под тканью сорочки, уже немного был виден живот.
Она погладила его, любуясь им и всё чаще в минуты тоски, ей хотелось взять на руки, своего малыша, поцеловать его, находить знакомые черты, заботиться о нём и быть не одной в этой жизни. Каждый раз она ложилась в кровать, тихо разговаривала с ним, пела ему, говорила, как сильно она его ждет и знала, что он слышит её. Так, простояв несколько минут она позволила Ольге одеть себя и они вышли на улицу.
На дороге лежал пушистый снег, в воздухе чувствовалась свежесть, София тихо шла наслаждаясь чудесным днём. Она пошла к воротам, минуя сторожку и вышла на дорогу. Глаза устремились в даль, но тщетно, вдали не было никого, ни души, ни весточки за последние седмицы. Вздохнув она подставила ладонь, куда тихо приземлилась снежинка и застыла на плотной ткани перчатки. София смотрела на узор и находила в ней по истине невероятное и завораживающее, а затем вновь устремила взгляд на дорогу. Она побрела мимо ворот, будто хотела полететь к нему и рассказать как она безумно скучает, пока Ольга не догнала её.
- Подожди, горемышная, - остановила она её, - куды направилась?
- Не знаю, - отозвалась София. – Пройдусь малость…
- Думаешь не вижу я как ты маешься, от тоски места не находишь, - вздохнула та, взяв ее руку.