Мне противен твой низкий голос
И вихристый огонь волос; То, как ты не мне улыбнулась, То, что после тебя зажглось.
Мне противен твой цвет нефрита В мерзопакостном блеске глаз. Что-то между костей разбито У меня уж в который раз.
Мне противна твоя улыбка На изгибе румяных губ. Лишь одну допустил ошибку: На эмоции был не скуп.
Отпустил я на волю сердце. То, что резали в кровь жгуты. Проще верить, что ты – противна, Чем сказать, что любима ты.
4.10.19
Моя жизнь – кривая спираль,
По которой спускаюсь всё ниже. Мне не нужен ценный Грааль И приказы кого-либо свыше, Мне не нужен пламенный взор – С ним безумцы ходят по жизни. Лучше ярость в жилах ускорь, Поплотнее челюсти стисни.
Это громче хруста костей, Заглушённых бессилием криков И острее тех самых ножей, Что вонзаются только в спину, Их сжимают сплетения рук – Самых нежных и тёплых в мире. Когда слышу железный звук, Я свои раскрываю пошире.
Изумрудным потоком кровь Льётся на грязно-серый камень. Сколько в нас календарных листов? Сколько мы уже оборвали?
13.10.19
Мы выбираем искалеченных людей,
Мы видим в них свои же собственные раны. Заполнен кровью белоснежный колизей, Чернеют кости в хватке каменных развалин. Страшится смерти воплощение огня – Совсем недавно опери́лся кроха-феникс. Прикончит звёзды венценосная заря И не оставит даже сумрачные тени.
К чему бесцельное хождение во мрак, Когда боишься вырвать пламенное сердце? Телячья кровь благословляет светом знак На деревянной, старой, выщербленной дверце. Средь миллионов одинаковых планет Принц не найдёт ему понравившейся розы. Та тихо-тихо прокралась за Принцем вслед – В несуществующие сладостные грёзы.
Мы выбираем искалеченных людей, Мы видим в них свои же собственные раны. Их разрываем на куски, а из частей Охотно лепим то, чем вскоре станем сами.
19.10.19
Я устал быть безучастным. Всяким холодом ненастным
Закрываться в тёплом доме, всех гоня обратно в ночь. Я желаю быть услышан, понят теми, кто мне ближе, В тесной связи убедившись, сердцу чуждому помочь. Ведь сейчас, завидев души, что просили превозмочь, Прокричал: «Подите прочь!»
Провожая их глазами, что наполнились слезами, Я водил свечой по коже – руку обжигала боль. Я кричал ещё сильнее, пламя было всё крупнее И кусалось злее-злее. То была моя юдоль. Прошептал я еле слышно: «Ты услышь меня, Король, Мне противна эта роль...»
Тишина была не вечной. Голос, молодой, беспечный, Вдруг пронёсся громким эхом и осел как стылый прах: «Ты позвал меня бездумно в мир людей, где вечно шумно, Где живёт чернильный сумрак и танцует на костях!» И Король взглянул на пламя. «Что сжимаешь ты в руках?» Я ответил честно: «Страх...»
Голос странно исказился, в сводах крыши заблудился, Через многие минуты лишь достиг моих ушей. То был хохот неустанный, будто гогот птицы вранной, Злостью яростной сотканный из податливых теней. Я подумал: это признак верховенства Королей? Жгут они огня больней.
Смех затих ещё нескоро: будто хладные оковы, Он сжимал беззлобно сердце, шею и запястья рук. После мрачного молчанья в звуке моего дыханья Проступили очертанья будущих телесных мук, Стужа мне вцепилась в тело как кровососущий жук. «Это что, Король разлук?!»
Но никто мне не ответил. В неуютном сером свете Показался незнакомца чуть заметный глазу лик. Он застыл, громадный, грузный, на стене, резной, искусной, Он смотрел безмерно грустно и молчал в ответ на крик. Холод охватил всё тело. К полу я уже приник. Это был смертельный миг.
Сердце редко застучало. Где конец, а где – начало? Всё смешалось в едком дыме. Ничего не рассмотреть. Я лежал в объятьях Мары вне кольца судьбы-сансары И терпел чужие чары. Либо прекращал терпеть. «Я тебя позвал, пришелец, сам увлёк сознанье в сеть, Так позволь мне умереть...»
Кровожадный скальный полоз – между стен раздался голос: «Ты хотел финала роли, бесхребетный человек? Получи его с избытком, будь подвергнут страшным пыткам; Космос справится с убытком, потечёт, как прежде, век. Только ты, застывший в лимбе, позабудешь этот бег, Безнадёжный человек!»
Я молчал, кривясь от боли, размышлял о вечной роли По бескрайним мёртвым водам безучастного пловца. Я, тоскою одержимый, был лишь волнами гонимый, Хоть размер, казалось, мира был не больше озерца. Я пытался с мукой вспомнить мягкость рук, черты лица... Этим мыслям нет конца!
Много образов возникло, все они – остры как иглы, Коими не овладеет даже опытный портной. В какофонии стенаний, грязной ругани, признаний И беспочвенных метаний разобрался я впервой: Колея дороги вечной не приветствует покой. Только кто тому виной?