Тёмный властелин улыбнулся собственному отражению и, любовно огладив свой стан тонкими длинными пальцами, тихо пропел слова из старой, давно забытой песни:
«Сверкающий луч заходящего солнца остался в его волосах, Всё золото мира манящим дурманом мерцает в медовых глазах…»
Давным-давно Нуменорцы слагали песни и легенды о красоте искусителя, подчинившего себе разум и сердце их короля. Все легенды канули в морскую пучину вместе с их создателями, теперь мало кто опишет истинный облик того, кого называют «Саурон».
«Хорош не менее чем прежде, — подумал Майрон, продолжая любоваться видением в зеркале. — Ах, мой прекрасный эльф! Я знаю свою силу. Ты, верно, просто испугался новизны и необычности своих желаний. Пытаешься бежать от них, как я когда-то. Мой юный эльф, я ждал так долго! Я подожду ещё чуть-чуть». Для майа все эльфы, даже самые первые, были юными, ведь сам он был старее мира.
Спустя века он снова стал таким, как прежде: обольстительным демоном, перед чьим соблазном трудно было устоять. Далёким кошмаром осталось то время, когда он был полубесплотной тенью, что ничего не могла предложить. Ибо именно тогда, уже осознав свои чувства к эльфийскому владыке, но, ещё не имея плоти, Майрон впервые познал силу её желания.
Тогда, давно, вместе с пониманием причин, к Майрону пришло решение, что лучшего места для крепости, чем скалы, подобно короне венчающие вершину Амон Ланк, невозможно желать. Стены крепости росли несравнимо быстрее, чем восстанавливался облик её хозяина. Ещё не имея четких очертаний, но уже будучи заметным, он почти все время проводил на вершине смотровой башни, направив всё внимание на город лесных эльфов.
Сила тёмного властелина росла, ширилось его влияние, возвращались прежние союзники. Он изо всех сил призывал к себе Кольцо, зная, что рано или поздно Оно найдёт способ вернуться к нему. Магия окутывала его новую крепость Дол Гулдур, отбрасывая тень на лес вокруг, меняя его характер.
Больше всего желая быть как можно ближе к Трандуилу, Майрон тем самым невольно отдалял его от себя. Растущая тень его магии заставила эльфов покинуть свои жилища и уйти в северную часть леса, где король Трандуил, чувствуя угрозу, приказал выстроить новые чертоги, на этот раз надёжно скрытые от посторонних глаз глубоко в пещерах.
В прежнем дворце лесного короля поселилось запустение. Путники стали избегать некогда напоенный солнечным светом Эрин Гален, и всё чаще стали называть его Мирквудом, пока это название полностью не сменило прежнее.
Совсем перестав видеть Трандуила, хозяин Дол Гулдура тосковал, его взор не мог проникнуть в глубь пещер и видеть сквозь горы. С высоты своей башни он печально смотрел на покинутый эльфами город, борясь с желанием побывать там. В конце концов, искушение взяло верх.
Под покровом ночи хозяин замка на холме неясной тенью плыл меж деревьев в сторону прежнего дворца лесного короля. Это было волнительно — впервые оказаться в месте, к которому не мог приблизиться веками. Растения уже увили резные колонны и стены, спрятав под собой очертания дворца, а в залах и галереях ветром гоняло листья и пыль.
Некогда наполненные светом эльфийских светильников залы сейчас освещала только полная луна. Кое-где осталась утварь и редкие предметы мебели, покрытые теперь толстым слоем пыли и паутины. Тень неслышно скользила из помещения в помещение, не зная толком, что именно хочет здесь найти. Быть может, уловить виденья прошлого? Как гордый король ходил по этим галереям или величественно восседал на троне в зале, где, быть может, принимал гостей. Хотя, какие гости? В последние века Трандуил прекратил общение с соседями, поддерживая лишь в необходимой мере деловые отношения с людьми, живущими у Долгого озера.
Галерея за галереей, лестница за лестницей, от зала к залу — везде царили сумрак и безмолвие.
Длинный коридор привёл к полуоткрытой резной двери, тень скользнула в дверной проём и застыла в ужасе. В лунном сиянии у стены напротив виднелась неподвижная фигура. Встретить кого-либо в давно пустующих стенах было полной неожиданностью.
Присмотревшись, Майрон расслабился: фигура, принятая им за посетителя, оказалась мраморным изваянием: женский силуэт, длинные волосы, застывшие волнами в камне, горестный невидящий взгляд на тонком прекрасном лице… знакомом лице. Майрон так старался стереть это лицо из собственной памяти после того, как стёр его из жизни Трандуила.
Освещённое призрачным светом луны, перед Майроном предстало изваяние королевы, кого погубила его собственная ревность. Мысли закружились вихрем, рисуя отвратительные картины её предсмертных мук. Кричала ли она или переносила издевательства молча, моля смерть об избавлении? Казалось, в тот момент Майрон стал себе противен.
Поддавшись порыву, он метнулся к статуе с намерением разбить её на мелкие осколки. Но вдруг остановился, словно наткнувшись на незримую преграду — на изваянии не было пыли. Мрамор сиял в свете луны первозданной чистотой, словно по нему прошлась чья-то заботливая рука. Кто-то здесь бывал.
Сын?
Или его отец?
Из зала вела ещё одна дверь, что легко поддалась и пропустила ночного гостя внутрь. Это помещение удивило не меньше, чем предыдущее. Чутьё не обмануло: то были покои Трандуила.
Они выглядели так, словно их оставили только вчера: резная мебель была расставлена по своим местам, стены украшали гобелены, в глубине комнаты в мраморном углублении поблескивала вода, а ещё дальше — напротив — возвышалось широкое богато убранное ложе. Эльфийская магия хранила это место от тлена. Король не взял ничего из прежней обстановки в свой новый дворец. И Майрон понял: тот приходил сюда к воспоминаниям.
С рассветом тень вернулась в Дол Гулдур. Но ночь за ночью на протяжении недель неизменно возвращалась в зал со статуей — в надежде…
В ночь очередного полнолуния Майрон, по своему обыкновению, снова плыл по длинному коридору к хорошо знакомой двери. Привычно скользнув в дверной проём, он замер. Рядом с мраморным изваянием темнела облачённая в длинный чёрный плащ фигура. Капюшон был опущен. В свете луны длинные светлые волосы действительно отливали серебром. Ещё не видя лица пришедшего, Майрон знал, кто это был.
Казалось, Трандуил застыл подобно изваянию, что находилось рядом с ним. Наконец, он шевельнулся: рука плавно поднялась и коснулась длинными пальцами щеки печального мраморного лица, словно стирая невидимую слезу. До тени во мраке дверного проёма долетел тихий, как шелест листьев, шёпот: «Твой сын… Видела бы ты, каким он стал. Он так похож на тебя… Такой же красивый и неудержимый… И знаешь, он часто мне перечит», — последние слова были сказаны будто сквозь улыбку. Пальцы продолжали ласково порхать по холодному лицу, оглаживая камень губ, волос…
Задержав ладонь на плече изваяния, Трандуил, издав полный тоски вздох, опустил голову и уткнулся лбом в мраморное чело. Зазвучала тихая мелодия — Трандуил пел. Песнь плача, не отзвучавшую по королеве, здесь и сейчас пел сам король, и Майрон чувствовал, что пел он не впервые. Манящий голос эльфа вложил в эту песнь всю боль сердца и невыносимую тоску.
Майрон слушал, как заворожённый. Это была именно такая боль, какую он желал когда-то эльфу, но сейчас от этой боли хотелось рассеяться в воздухе и перестать существовать.
Голос затих. Словно очнувшись ото сна, король прикоснулся губами к каменному лицу, еще хранившему его собственное тепло, и, вздохнув, направился в свои покои.
Майрон видел, как из не плотно прикрытой двери на плиты пола упала узкая бледно-золотистая дорожка света. Ему не было видно, что делает в комнате эльф. Опасаясь, что тот почувствует его присутствие, но не в силах противиться искушению, Майрон приблизился к двери и направил все внимание в светящуюся щель.