Рич объединял Flyleaf, поэтому в тот вечер готовиться играть без него было слишком. Всё было в хаосе.
Мы не знали, что делать. Это шоу не должно было быть похожим на другие, потому что Рич всегда был тем, благодаря кому происходило шоу. Это чувствовалось как никогда раньше, нам не хватало его, когда мы шли в трейлер, устанавливали оборудование, настраивали все механизмы, и особенно сейчас, мой голос, такой непредсказуемый, изменился. Нам всем нужен был он, что бы сделать всё правильно. Это было болезненно очевидно. Мы все скорбели об этом и обо всём остальном весь день.
Я стояла за кулисами, и крик толпы заполнял комнату. Время пришло.
Джеймс, Пэт и Джаред поднялись на сцену. Мой желудок свело, я выглядела, как куча помятого тряпья. Самир стоял за мной. Он взял меня за руку, когда я поднималась. Я начала рыдать.
«Я не могу сделать этого. Я не могу сделать этого. Я не могу. Не могу. Не могу».
Самир обнял меня и начал плакать со мной. Его плач был глубокий и громкий. В тот момент мы позволили себе расклеится ещё больше чем раньше.
«Я люблю тебя, Самир», сказала я сквозь слёзы.
«Я люблю тебя тоже», ответил он.
«Мне жаль, что я не уважала тебя так, как должна была. Мне кажется, что я никого не уважала так, как должна была, особенно Рича», сказала я, плача, «Я не знаю, как сделать это без него».
Мы просто обнимали друг друга. Он сжал меня так сильно. Так обнимаются, когда прощаются навсегда. Это было наше послание, не так ли? Memento Mori. Люби так, будто это последний день. Не воплотило ли всё это наше послание в реальную жизнь? Не переживали мы memento mori, когда скорбели по нашему брату Ричу, и когда мы извинялись перед друг другом и признавались каждому в любви? Что ещё мы могли сделать?
«Я люблю тебя, Лейси», сказал Самир ещё раз.
«Я люблю тебя тоже», повторила я, «Спасибо, Самир».
Всё во мне говорило это. Я была так благодарна своему брату в тот момент. Мне нужно было обнять кого-то и быть обнятой кем-то, кто был частью семьи Flyleaf — кто понимал, почему кажется неправильным делать шоу без Рича.
Спасибо за тот момент, Самир. Я никогда не забуду его.
Мы разошлись, вытирая слёзы, надели наушники и поднялись на сцену.
Превращаясь в листья
Шоу не было даже близко к нормальному. Теплая поддержка и доброта чувствовались на сцене. Особое ощущение витало среди нас, так как это было первое шоу после смерти Рича. Мой голос работал, а потом переставал. Моя память работала, а потом переставала. Моё сердце разрывалось снова и снова, пока мы не сыграли последнюю ноту, и я, наконец, выдохнула.
Это было самое тяжелое шоу. Я знала, что это самая красивая и печальная часть зимы. Сезон заканчивался. Flyleaf никогда не будет прежним.
Я знала, что моё время в Flyleaf подошло к концу. Я скорбела о многих вещах в тот вечер.
Я завидовала Ричу, ведь он попал на небо раньше меня. Я знала, он дразнил бы меня, разговаривай мы с ним.
«Ха-ха, я знаю больше об этом месте, чем ты», сказал бы он.
И не смотря на то, я не могу желать, чтобы Рич показал мне всё, придётся подождать, ведь я всё ещё дышу. Я должна понять из жизни Рича, каково это прожить жизнь полностью, с верой и риском.
Я должна всегда помнить, что умру, но я не должна забывать жить. Небо — это новый горизонт для Рича, и пока мы не попали туда, у нас у всех есть свой новый горизонт здесь на земле.
Memento mori.
Memento vivere.
18 причина, по которой бог всегда нас любит
Я называю своего сына Храбрый Джек, я уверенна, в нем есть дух храбрости, несмотря на то, что создается ощущение, будто этот маленький мальчик боится всего на свете с самого рождения. Чем больше я говорю ему, что он Храбрый, тем храбрее он становится. Он скажет: "Я боюсь, Мама", когда мы будем проходить мимо странно-выглядящего манекена в магазине. Я отвечу: "Нет, Джек не боится, он храбрый".Он выглянет из-за моих ног, где он пытался спрятаться и скажет: "Я хлаблый."
Затем он станет спокойно смотреть на этот манекен, даже если внутри всё ещё будет переживать. В такие моменты я очень хочу его подбодрить. Он всегда на меня смотрит, чтобы убедиться в том, что моё лицо говорит ему «Все в порядке». Ему придаёт уверенности в себе тот факт, что я не боюсь странного, застывшего пластикового человека.
Иногда у Храброго Джека бывают плохие дни. После неудач и провалов он будет пинать и швырять вещи, пытаясь разнести всё от своего разочарования. Он будет кричать и плакать, плакать, плакать. Наилучший выход для меня — это постараться сделать его счастливым, неважно, каким способом, лишь бы он перестал плакать, бегать, кидаться вещами. Проще всего было бы ходить вокруг него на цыпочках, стараться его успокоить и избежать разрушений. Проще всего было бы закрыть его в комнате, чтобы он порушил там всё и угомонился. Проще было бы отвлечь его, сменить тему, игнорируя его истерику, и ни он, ни я больше бы не возвращались к его «проблемам».