И если справедлив первый биогеохимический принцип, то есть непрерывное стремление ЖВ к экспансии, к максимальному проявлению жизни, то столь же должен быть справедлив и выраженный Вернадский второй биогеохимический принцип: “эволюция видов, приводящая к созданию форм жизни, устойчивых в биосфере, должна идти в направлении, увеличивающем проявление биогенной миграции атомов в биосфере”. (Вернадский, 1991, с. 126). Таким образом, первый биогеохимический принцип свидетельствует об экстенсивном захвате вещества для метаболизма, а второй – об интенсивной стороне того же процесса в историческом геологическом аспекте. Иначе говоря, количество жизни остается неизменным, а качество ее непрерывно повышается. Чисто схематически этот процесс можно было бы попытаться описать так. Допустим, есть всего одна бактерия, она в соответствии с геометрической прогрессией размножения чисто теоретически, не имея ограничивающего давления других организмов, выйдет на свою стационарную константу размножения и сразу освоит всю поверхность планеты, ограничиваясь только ее физическими параметрами. Затем второй организм, создавая с первым систему биосферы, отнюдь не расширит этот ареал, а охватит его же, довольствуясь вдвое меньшим физическим пространством для жизни. Третий – займет в нем же свою нишу, разделив физическое пространство на три. И так продолжается при дальнейшей дифференциации ЖВ биосферы. Биомасса растет, появляется например, лес или гигантские водоросли, или крупные животные, они вовлекают все более разнообразные виды атомов вещества в круговорот жизни. Но количество охваченных атомов остается постоянным, как и количество жизни по отношению к массе планеты. А внутренняя емкость пространства, вероятно, увеличивается, или оно структурируется.
Точно также справедлива и обратная мысленная операция. Из сегодняшней развитой биосферы будем отнимать в каком угодно порядке: по одному виду или по классу или по экологической нише, или по иному признаку. Что будет происходить с объемом биосферы? Он будет оставаться постоянным, другие организмы будут заполнять объем, пока смогут выполнять функции биосферы. Отнимем какой-то последний организм и она погибнет сразу, целиком, как и наш организм и как любой другой. Вернадский своим понятием о функциях и об их историческом движении, обобщенном как первый и второй биогеохимические принципы нашел стандарт биосферы. ЖВ или поддерживает его, он действует или его нет. Нет и биосферы.
Так высказанная когда-то Бюффоном догадка о неизменном количестве жизни на планете в трудах Вернадского получает развитие, постепенно превращаясь в принцип сохранения количества жизни, аналогичный таким же для энергии и массы, или другим более частным принципам сохранения. Развитие это, впрочем, еще не достигло той простоты и прозрачности, которая характерна для принципов сохранения массы и энергии. Точные выражения еще впереди. Но оперирование Вернадского с массами, изменяющимися во время размножения, выходящими на стационарный уровень ввиду ограниченности планеты, газа и света, с выделяющейся при этом энергией есть оперирование с фундаментальными параметрами, и наилучшим образом они будут когда-нибудь выражены посредством еще более фундаментальных параметров – пространстве и времени, которые есть собственные, присущие биоте качества, а не артефакты, которыми они являются для безжизненной реальности. А сохранение количества жизни, или неизменность количества жизни означает фундаментальность биологического пространства-времени, ведет нас с неизбежностью на космологический уровень, о котором и заявил Вернадский и о котором мы будем говорить в главе 16.
********************
Итак, Вернадский фактически нашел абсолютное время. Однако следует сказать, что никакой связи между своим биологическим временем и временем Ньютона он сам не находил. Точнее даже, специально не искал. Он его не узнал в новой оболочке, не возводил родословную биологического времени к понятию абсолютного времени. Такое отождествление возможно только в идеологической окраске причины времени. Их общая духовная основа становится заметной только при такой детерминистской постановке вопроса, иначе все концепции будут несвязными островами мысли, вместо того, чтобы быть частью архипелага, или даже материка.
Ньютоновское абсолютное время для Вернадского как и для большинства ученых его поры – обычное физическое время, которым пользуется наука. Как глубокий и чрезвычайно эрудированный историк науки, Вернадский, конечно, видит корни этого привычного представления. И более того, уже в цитируемой в начале этой главы статье подчеркивал, что ньютоновское время есть результат религиозного миросозерцания Ньютона. “Для Ньютона абсолютное время и абсолютное пространство были атрибутами, непосредственным проявлением Бога, духовного начала мира...
Представление Ньютона победило в науке благодаря небывалым раньше в ее истории достижениям, тесно связанным с построениями Ньютона об абсолютном времени и о таком же пространстве. Впервые была выражена система мира, до конца вычисляемая...
И для нее в 1747 г. Леонард Эйлер принял абсолютное время. И для Эйлера это принятие связано было с его пониманием духовного начала мира”. (Вернадский, 1988, с. 238).
Однако как мы видели, что путь понятия от Ньютона до общего согласия механиков и принятия ими ньютоновской системы через построения Эйлера был не так прост и не прям, как здесь сказано (но не показано) Вернадским. Принята ведь механика, но не мировоззрение Ньютона, которое, разумеется, более сложно, чем его механика. Идеология абсолютного и относительного движения стала внятной лишь после упрощения, обработки Эйлером и после сведения абсолюта к материальному вместилищу, принятого по молчаливому уговору за покоящееся. Хотя по мере расширения астрономических знаний возникло подозрение, потом стали нарастать факты глубины космоса и движений в нем, а потом укреплялась уверенность, что никакого покоя в космическом пространстве нет и употреблявшееся вплоть до конца девятнадцатого века привычное выражение “сфера неподвижных звезд” тоже канула в Лету, как когда-то “небо” или “небесный свод”. Оказалось, что это никакие не “фиксы”. Неизмеримое бесконечное пространство обретало некоторые измерения и наполнялось движением гигантских масс. Также “образовалось” в результате изучения геологической истории и прошлое Земли и всего мира. Появилось, таким образом, реальные пространство и время.
Таким образом, в работах Вернадского произошло то, что и должно было когда-нибудь произойти в науке – расшифровка, реалистическое истолкование средствами науки, а не в религиозном откровении или посредством философского рассуждения – абсолютного времени Ньютона. Абсолютное время Ньютона под пером Вернадского превратилось в необратимое и однонаправленное базовое время мира, создающееся биологическим движением, сводимым к делению клеток ЖВ. Вернадский фактически описал это положение, хотя прямо и отчетливо его и не сформулировал, более того, заявлял о преодолении в науке XX века абсолютного времени Ньютона. К сожалению, Вернадский в этом вопросе присоединился к совокупному ученому мнению, разделявшемуся и Эйнштейном, что время, которое бытует в науке, есть субстанциальное и абсолютное, введенное Ньютоном, тогда как на самом деле, это время классической механики, упростившее сложное дихотомическое время Ньютона, оперировать которым в науке невозможно. Мы уже видели ранее, что, по сути дела, время механики, а за нею и всех остальных наук суть относительное время Ньютона, а не абсолютное, потому что последнее отнесено им к прерогативе Творца. Вернадский тоже много страниц посвятил опровержение этого привычного научного понимания времени, чем сам создал определенную путаницу и противоречия, когда сравнивает время Ньютона и то, которое введено теорией относительности. Он считает построения Ньютона и Эйлера одинаковыми, тогда как на самом деле они различны.