– Бред али не бред, – проговорил Сомов в сенях пасечника и потянув носом пар от подоспевшего самовара, что достался Кряжеву ещё от покойного отца по наследству, о чём тот периодически любил напоминать, – а даже академики у неё лечатся, как ты лично смог услышать.
– Да о бабке Александры Степановны ещё в те времена все знали, – подключился пасечник, сообразив, о ком толкуют вечерние гости.
– Это всё эффект плацебо, поймите же, – как-то натянуто и устало улыбаясь сказал Коростелёв. – Здесь нет аптек, у фельдшера не хватает лекарств, многие вообще не понимают причинно-следственные связи в течении своих болезней, вот вам всем и приходится надеяться на чудо, излечиваться невольным самовнушением тем, чем излечиться, в принципе, невозможно. Не знаю, что там с сыном этой кроткой женщины, вовсе не похожей на бабу Ягу, но мне кажется, что жена Гроздева говорит правильные вещи, хоть я и не согласен с её резким тоном, конечно же.
– Вот ты скептик и атеист, прям как моя жена, – заключил Сомов. – Говорю ей, сходи к Причиткиной – она в этот же день тебе твои почки вылечит, а она мне – нет, говорит, поеду в город, сдам анализы, запишусь к врачу, пройду обследование… Перед твоим приездом уехала, до сих пор там торчит. Пока у старшей дочки живёт, они мне внучку подселили, а я им – жену.
Филипп Аркадьевич захохотал. Коростелёв вспомнил о своих жене и детях, которые остались ждать его возвращения с отпуска непременно отдохнувшим и набравшимся сил. Чтобы как-то развеять внезапную тоску по семье, он решил продолжить:
– Если вы так слепо в эти предания верите, то почему у вас даже ни единого сомнения не возникает от того факта, что своего сына, по словам этой Розы Валерьевны, она не может на ноги поставить?
– Э-э, брат, – вздохнул Кряжев, – да ты всей истории не знаешь просто. Он ведь когда родился-то – ни один доктор его в жильцы не определял, больше пары дней жизни никто не давал. Тогда ещё Александра Степановна в городе жила со своим мужем. Тот в аварии погиб на железной дороге, а она сына взяла и в родовое гнездо уехала. И до самых пор ребёнок вырос, живой, ест, пьёт, говорит…
– Да, глядишь, и на ноги поставит, – подытожил Сомов и потянулся за блестящим самоваром. Коростелёв только нервно хмыкнул.
Дом светил окнами в тёмно-синий кисель небес, покуривая белым дымом печной трубы. Местами виднелись робкие проблески первых осенних звёзд. Лес чернел замысловатой стеной, скрывая в себе множество тайн животной жизни, совсем иной, но всегда неизменно протекающей рядом с людьми, словно являясь безмолвным напоминанием той простой истины, что человек – часть живой природы и неотъемлемая частица всеобщего замысла Творца.
– Мне ещё моя покойная жена сказывала, – отхлёбывая травяного чаю, вещал пасечник Кряжев, – как бабка одной её хорошей знакомой к матери Причиткиной обращалась за помощью, когда обнаружили пропажу в доме после долгих гуляний по поводу свадьбы младшей дочери. Та, мол, ушат воды налила, воску туда накапала, чего-то нашептала про себя и говорит этой потерпевшей: «Вот тебе крестик деревянный, красной нитью обмотанный, прячь его за пазуху, иди по всем гостям, кто бывал на свадьбе, да заходя в дом приговаривай: «Погуляли на славу, здравствуйте, всё ли ладно после того?» В одном из домов обязательно беда случится, так и узнаешь, кто виновник. Пока чужое добро не воротишь, твоё добро к тебе не воротится – так нечистому на руку скажешь». Ну баба всё запомнила, так и сделала. Куда бы ни пришла – все радушные, весёлые, да одно говорят, мол, всё хорошо у нас, спасибо. А в одном из соседских домов все грустные ходят и отвечают ей: «Всё бы ничего, да мать захворала сильно, к фельдшеру отвезли». Узнала, где болезная лежит, пришла к той женщине в палату, посмотрела так с укоризной и говорит: «Пока чужое добро не воротишь, твоё добро к тебе не воротится». Та в тот же вечер у доктора отпросилась. Всё украденное добро сама принесла, покаялась. На следующий день уже как ни в чём ни бывало здоровая пахала. Вот такие дела.
– А вы никогда не задумывались, почему как не колдуньи или там ворожеи всякие, так обязательно женщины? – откусив твёрдый пряник, спросил Коростелёв, продолжая этим вопросом апеллировать к здравому смыслу собеседников. – Что-то я никогда не слышал ни от кого, чтобы в какой-нибудь далёкой деревне жил некий чёрный маг, известный своими волшебствами и проклятиями.
– Ну есть же там на северах шаманы всякие, – проговорил Сомов и перевернул полено на другую, не сильно поеденную огнём сторону.
Трофим Анатольевич снова хмыкнул, расплываясь в кривой усмешке.